Призыв ведьмы. Часть 2
Шрифт:
Но, в сравнении с болезненным прошлым, в этот раз прям так скручивало, что сейчас Хэла поняла, что если всё кончится, то надо будет уходить, схватить себя и бежать, потому что она не сдюжит с собой…
Всё это было невыносимо.
А эта злость. Неконтролируемая и беспощадная. Как же было страшно снова столкнуться с ней лицом к лицу. Нет ничего ужаснее безумия, психоза, когда контроль, понимание, реальность уходят, оставляя тебя наедине с каким-то жутким чудовищем, способным только на разрушение. И хорошо, если это разрушение тебя самого, но хуже когда кого-то… она не могла бы простить опасность внутри
Хэла была счастлива, что сейчас ей, несмотря ни на что, удалось удержаться. Она смотрела в лицо Рэтара и знала, что он не осудит, ему не будет страшно… ему нет — Хэла может потушить внутренние огни целой армии, а он всё равно обнимет её, всё равно подарит тепло своих рук.
Потому что он был таким вот хищником… чудовищем, таким, каким она всегда боялась быть, таким, которое жило и у неё внутри, но она не хотела смотреть ему в лицо. А Рэтар смотрел в лицо своему, он даже не боялся его отпустить… это Хэлу в нём восхищало, но с другой стороны — в этом мире всё было просто. А у неё в мире? Но что об этом теперь?
Сидя в тишине ночного тёмного жуткого леса, женщина чувствовала себя невероятно прекрасно. Это было так… боги… дико до одурения, какой-то эйфории…
Ещё на кострах, перед тем, как Хэла увидела тени и закрутился вокруг танец смерти, перед ней возник образ Ллойда. Он сидел по другую сторону костра, словно живой. Улыбался.
Внутренности скрутило — сколько она вообще не вспоминала, как он выглядел?
“Хочешь, я заберу тебя, детка? Нет? Важно быть живой, тогда пусти внутрь тени. Пусти… Иначе они тебя поглотят, детка, и я заберу тебя к себе”, — проговорил он шёпотом, но почему-то голосом Джокера, и это с ней говорило её личное безумие, потому что Ллойд стал отправной точкой осознания бесконечности одиночества и обречённости в той жизни, которая теперь казалась далёкой и нереальной. А Джокер? Илья… больнее быть уже не могло. Он невольно сделал сначала самой живой, а потом…
И Хэла пустила внутрь тени. Пропустила их через себя.
Убила, забрала чужие жизни… и стало так хорошо. Боги, как же хорошо.
Призрак Ллойда с голосом Юхи, или может голос Вселенной в образе любимых людей, а может это была её личная поисковая система? Или всё вместе?
Они были правы!
И это пугало до жути! И хотелось выть, потому что ничего не доставляло столько удовольствия, как эти смерти.
Если потерять разум, то будешь убивать направо и налево, потому что это так охрененно — вот она истинная чёрная сила ведьмы.
Никакое спасение жизни не доставляло Хэле столько радости. Дар жизни наоборот делал её слабой, немощной, словно она свою отдавала, спасая другие. А здесь!
— Хэла? — это был Брок.
Парнишка был смущённым, осторожным, и злое в ней сейчас зашипело: “Он боится, боится тебя, как все… теперь все будут такими с тобой! Теперь уже не спишешь на то, что была поражена смерти девочки, не спишешь на шок, аффект и прочую херь, нет! Этих ты убила хладнокровно, без угрызений совести и всякой моральной хероты! Но платить придётся вот этим аккуратным дрожащим осторожным тоном… Ты для всех стала тем, кем и должна быть! Больше никаких вопросов о твоей сущности. Только страх. Животный страх. Парализующий.”
Хэла зло ухмыльнулась про себя.
— Хэла, может пойдём к костру, ко всем? — предложил юноша. — Не надо здесь сидеть одной? Это опасно…
— Очень смешно, мальчик! — ехидно отозвалась ведьма. — Хорошая попытка — засчитано! Но не надо, хорошо? Ничего со мной не случится. Я и мертвецы, мои мертвецы будут меня хранить…
— Перестань, Хэла, — он сел рядом с ней на поваленное дерево.
Брок был тёплый. Его внутренний огонь отличался от огня отца — огонь сына Рэтара был спокойным, сильным, таким основательным, но не жарким, а тёплым, не обжигающим, приятным, уютным, словно плед… и захотелось его отобрать.
Лёд этой мысли сковал нутро.
— Иди спать, Брок, — выдавила она из себя. — Не думаю, что мне будут рады, особенно сейчас. Оставь.
— Тогда буду здесь с тобой, — вот упрямство у него определённо было отцовское.
— Мальчик, — вздохнула она и мотнула головой.
— Я не мальчик, Хэла, — проговорил он.
— Для меня мальчик, Брок. Для меня ты ребёнок. И я… не надо бороться с собой, чтобы казаться… — она вздохнула и на глаза навернулись бессильные слёзы, — смелее… делать вид, что не страшно.
— Мне не страшно, — нахмурился он. — Я не боюсь тебя.
— Я убила, — тихо проговорила ведьма, — сколько?
— Не важно, — повёл он головой. — При таких — я воин, Хэла, я тоже убиваю. Сколько я убил с тех пор как в службе? Меня тоже надо бояться?
Она качнула головой, хотела возразить, что воина и ведьму не сравнить.
— Они всё равно умерли бы, их бы не отпустили, — Брок не дал ей ничего сказать. — И разница лишь в том, что благодаря твоей силе мы избежали боя. Мы все живы. Все.
Он всматривался на неё, сел так, чтобы быть к неё лицом. Был очень серьёзен.
— Если у меня спросят — я скажу, что благодарен богам, что у нас есть ты, — и Хэла чувствовала, что он говорит искренне. — И единственное, что меня расстраивает, это то, что все они лягут на тебя грузом греха. Это большая цена. Мне жаль, что ты будешь платить за это. Потому что ты хорошая. Ты добрая и…
— Ты не знаешь этого, Брок, — заупрямилась ведьма. — Ты не знаешь.
— Знаю, Хэла, — возразил юноша. — Есть одна вещь в людях, которая для меня определяет их ценность, важность, доброту… это сострадание, — ведьма всё-таки посмотрела на него. — Безразличие, равнодушие для меня пороки, Хэла. Если кто-то может переступить через беду другого, пройти мимо, не обратив внимание, не пытаясь помочь, без веской на то причины… И это не про тебя. И ты можешь тут много всего наговорить мне, но я ведь видел, что ты неравнодушная. И больше мне не надо. Кому-то может, а мне нет. Мне достаточно, чтобы понять, что ты добрая, что ты хорошая.
— Ты пытаешься заменить Тёрка? — повела она бровью.
— У танара получилось бы лучше, мне до него далеко, — улыбнулся юноша.
Хэла тоже улыбнулась.
— Почему ты пошёл в служение? — спросила она. — Из-за отца?
— Нет, — ответил парень. — Я хотел в служение ещё до того, как узнал, кто мой отец.
— А когда ты узнал?
— Хм, — он прищурился, — тиров в восемь, может девять…
— Подожди, как так? Почему ты не знал? — Хэла действительно была удивлена. — А церемония возложения рук, там же должен быть отец? Достопочтенный Рэтар Горан её пропустил, потому что мечом махал у чёрта на кульках?