Призыв ведьмы. Часть 2
Шрифт:
— Ох, крошка, — Хэла вздохнула, а белая ведьма зашлась плачем, потом осела наземь, а ведьма села перед ней на колени. — Так, Милена…
— Нет, нет, я очень плохая. Я ведь люблю его, правда, мне кажется, что очень люблю, а сказала такое. И потом, потом… я… ой, Хэла, я с Элгором целовалась… и не соображала ничего, он такой, ну, не знаю, другой был. Сначала, как обычно, а потом другой, хороший… понимаешь?
— Так. Всё, — и Хэла села перед Милой. — Тихо! Милочка, заинька моя, глупая, неразумная. Я же говорила тебе про чувства, говорила?
Девушка закивала, утыкаясь рукавами платья в глаза, вытирая слёзы.
— Не
Она привычно повела головой, плечом.
— Милен, нам этого не видать, понимаешь? — горестно вздохнула Хэла. — Ты не можешь думать о счастливой семейной жизни, не будет этого. Он тебя может на руках носить, пылинки с тебя сдувать, спать с тобой, души в тебе не чаять, но коли найдёт ему феран жену — то будет у него жена, слышишь? Дети у него будут, потому что наследники нужны его роду, а для этого благородная кровь должна быть, даже дети наложниц ни на что рассчитывать не могут, кроме как уйти, когда им захочется, куда им захочется.
И Милена понимала, понимала, и больно становилось от этого понимания, так невыносимо больно, и отчаяние грызло с силой и жестокостью.
— А уж что про серых говорить? — и чёрная ведьма сжала руку девушки. — В нас кровь по их мнению плохая, гиблая, проклятая… Ты или соглашаешься быть с ним на этих условиях, или не соглашаешься, а тогда запрещаешь себе страдать, запрещаешь себе ревновать, запрещаешь себе желать не весть чего.
— Прости, Хэла, я не хотела, боже, прости, не хотела…
— Да знаю я, что не хотела, да и благо силы в тебе пока ни на грамм, а то нажелала бы нам… — вздохнула женщина, поглаживая Милу по щеке. — Вот бы было здорово! Ты слышала, что я тебе про Роара сказала?
Белая ведьма кивнула.
— Хорошо. А с Элгором, — и Хэла стала серьёзной, нахмурилась. — Милка, не связывайся, я тебя прошу, не смей себе внутри внушать, что он хороший. Он засранец, Милена, каких поискать. И если Роар мучается тем, что больно тебе, чувствует тебя…
— Он меня никогда-никогда не простит, Хэла! — всхлипнула девушка и ей показалось, что от этого было больнее, чем от осознания, что она никогда не будет кем-то большим, чем просто любовница и даже может и того не светит.
— Простит, — вздохнула чёрная ведьма.
— Нет, ты бы видела, как он на меня посмотрел, ты бы видела этот взгляд, — и Мила вспомнила полный мрака взгляд Роара. Она содрогнулась. — Мне так умереть хотелось, если бы он меня убил, было бы не так, понимаешь, а вот как он на меня посмотрел, словно я его убила… Хэла…
Она взвыла и уткнулась в колени чёрной ведьмы. Боль изнутри выжигала её калёным железом. Такая сильная, что вот не было мочи терпеть её. Только сейчас, говоря об этом, Милена поняла на самом деле, насколько ей больно. Как тяжело. Любовь или нет, но она сходила с ума от того отчуждения, которое было в Роаре, её словно били каждый раз, когда она встречалась с ним взглядом и он отводил его он неё — видеть его глаза полные разочарования было просто невыносимо.
— Простит, — повторила Хэла, когда рыдания стихли и перешли во всхлипы.
Милена что-то промычала, что-то несогласное, она бы ответила много чего, но не было сил,
— Могу поспорить, — отозвалась чёрная ведьма. — А вот про Элгора я тебе серьёзно говорю. То, что тебя к нему тянет, это понятно, я же всё-таки понимаю что к чему.
И она покачала головой и ухмыльнулась.
— И когда говорю, что навела бы тут шороху, будь помоложе и посвежее на вид, то душой не кривлю. Элгор такой весь эх, дьявол просто, но Милка, с такими пропадают, — проговорила Хэла. — Не изменишь его. Он, пока мозгов со временем не наберётся, не изменится, и то не понятно в какую сторону — может в лучшую, но скорее всего, как говорит мой опыт житейский, в худшую. Конечно, наверное, и можно всколыхнуть в нём хорошее и я не сомневаюсь, что он тоже умеет быть нежным и ласковым, умеет любить по-настоящему, но Милена, ох, берегись того, что в итоге от всего этого получить можно.
Чёрная ведьма вздохнула.
— Дело твоё, жизнь твоя. Но он так же как и Роар ничего не поделает с законами своего мира. И если Роар будет беречь тебя, несмотря ни на что, то от Элгора ты будешь получать немного ласки и тепла, а потом бесконечность муки и страдания. Он тебя в этом утопит, понимаешь? Он по-другому не умеет, — она сделала жест рукой. — Роар вон в харн дорогу забыл, пока ты была у него, а Элгор думаешь забудет? Может на время, но потом будет от тебя туда идти и говорить, что нет в этом ничего такого. И если у нас так мужики делают, а потом говорят, что любят тебя одну единственную, то тут им боги и закон разрешают одну единственную любить, а спать с десятком других.
— А ты? — спросила Мила, всхлипывая и вглядываясь в женщину. — Ты можешь принять это? Другую женщину или женщин?
— Могу, — тихо сказала Хэла, — но тебе не надо так.
— А феран, Хэла, он же тоже законом связан? — и Хэла отвела от неё взгляд, устремила его в никуда.
— Связан, — ответила она, едва слышно.
Больше не нужно было ничего спрашивать. Девушка видела столько боли в этих серо-голубых глазах. Хэла и вправду любила ферана?
— Ты его любишь? — спросила она, словно завороженная, и тут же пожалела.
— Любовь… любить… любимый, — вздохнула женщина. — Это просто слова, просто они ставят рамки и иногда внутри нас столько желания это услышать или сказать, но Милена, слова — всего лишь слова. Их можно говорить бесконечно. Реально же только действие — наши поступки, то, что мы делаем. Я знаю, что отдам за него жизнь, если будет надо. Любовь ли это? Люблю ли я его?
Тоска внутри Милены взвыла ураганом, а Хэла повела плечом, а потом запела:
“Холодная весна…
Спят дальние огни.
Как долго я искал
Мечту моей любви.
Хороводит снег с дождем, мечта, дорогу мне согрей,
Тебя, весна моя, увидеть надо — будет теплей.” [1]
Обратно они шли молча, Милена словно боялась что-то ещё сказать, причинить Хэле ещё больше боли, чем уже причинила. В её голове было столько вопросов и столько мыслей, что стало не по себе.
Они зашли в кухню и встретились с жёстким взглядом Миты.
Девушка никогда не видела женщину такой злой, обычно кухарка была доброй, приветливой и такой смешливой. Они с Хэлой постоянно шутили и подкалывали друг друга, а тут словно не было этого никогда — Мита смотрела с нескрываемой обидой и, Милена могла бы поклясться, ненавистью. Почему?