Призыв ведьмы. Часть 3
Шрифт:
После близости Хэла уснула, а Рэтара снова стали нещадно грызть тревога и сомнения. Он выбрался из постели, оделся и, устроившись на полу возле кровати, погрузился в изучение писем наёмников и попытку их перевести.
— Что это? — спросила Хэла, совсем охрипшим из-за рыданий и сна голосом.
Ведьма перевернулась, легла на живот, так, чтобы видеть, что он делает. Сначала потёрлась щекой о его шею сзади, словно фицра, потянулась, устроилась в постели поудобнее, потом положила голову на сложенные руки. От этих её мягких действий захотелось снова сгрести
— Письма, что были у наёмников в лесу, — осторожно ответил он, надеясь, что ей не станет снова плохо, но готовый снова успокаивать. — Хотим перевести, может поймём, что случилось или кто стоит за нападениями.
Ведьма помолчала, потом протянула руку и провела пальцем по книге-переводчику.
— Я всё хотела спросить, как получается, что я тебя понимаю, в смысле, я говорю на своём родном языке, пою на нём, но получается, что я же должна говорить на твоём, точнее как выходит, что я говорю слова, которые есть в моём языке, но нет в твоём… я запуталась, — она слабо улыбнулась. — Или ты тоже не знаешь?
Рэтара немного отпустила тревога за неё, он откинул голову назад, положив её на локоть Хэлы:
— Знаю. Если помнишь — тан моей матери был магом, я много с ним разговаривал, много вопросов задавал, и про призыв в том числе, — ответил феран. — Это белая комната в башне магов. Она сделана не только для призыва. У неё есть ещё несколько важных назначений. Первая — это язык. Я не очень могу объяснить как, но ты знаешь два языка. Один изарийский, второй общий.
— Общий? — нахмурилась Хэла и склонив голову набок.
— Да, — слегка кивнул Рэтар. — Общий — это язык, на котором говорят в нашем мире, он изучается нами с детства.
— И я могу на нём говорить?
— Да. Но для серых этот переход незаметен, — пояснил он. — Так проще. Если я говорю с тобой на изарийском, то ты отвечаешь мне на изарийском, а если на общем — то на общем.
У Хэлы на лице появилось странное выражение непонимания, она нахмурилась.
— А на каком мы сейчас говорим?
— На изарийском, — ответил Рэтар и улыбнулся.
Порой Хэла была такой девочкой — возраст стирался и можно было увидеть какой она была много тиров назад.
— Ну да, — проговорила ведьма, размышляя, — зачем тебе говорить со мной на общем… а зачем тогда общий?
— Хм, — слегка нахмурился феран. — Для удобства. Например, маги — они говорят на общем, их книги написаны на общем, они же все из разных мест, разных фернатов, элатов.
— А пою, — удивлённо спросила ведьма, — пою я на каком?
— Пока пела только на изарийском, — Рэтар пожал плечами. — Но вполне возможно, что, если ты будешь говорить с кем-то на общем, и он тебя попросит спеть, то ты споёшь и на общем.
— Это раздражает, — выдала Хэла, насупившись. — Почему я не знаю на каком языке говорю? То есть подожди, а остальные серые получается воспроизводят, ну то есть говорят, на своих языках? Боже, как сложно. А как тогда понять кто откуда? И, стой, значит есть языки, которые я могу и не понять?
— Так, — от рассмеялся, — по-порядку! Ты можешь узнать язык по особенностям оборота. Общий более, не живой, такой серьёзный. А чтобы определить, например, кто перед тобой, нужно слушать и слышать особенные слова. Если слышишь, как человек ругается и говорит о “рвашах”, то с самой большой вероятностью перед тобой изариец или ринтиец.
— Ринтиец?
— Да, у нас один похожий язык, письмена, и некоторые сказания, верования…
— И рваши, — хмыкнула она.
— И рваши, — подтвердил Рэтар, ухмыляясь. — Но ринтийца от изарийца отличает внешность.
— А? — Хэла снова заинтересованно приподняла бровь.
— Ты знаешь, как в основном выглядят изарийцы.
— Высокие, плотные, преимущественно шатены с глазами тёплых цветов — карими, ореховыми, медовыми или золотыми, — сказала она.
— Ты сейчас наговорила страшное количество слов, которые я не понял, — улыбнулся он, а Хэла рассмеялась. Как же Рэтар был счастлив слышать её смех. — Но будем считать, что ты права.
— А ринтийцы другие? — спросила ведьма, всё ещё хихикая.
— Да, — подтвердил феран. — Они не такие высокие, как мы, худые, у них руки длиннее, как будто, они такие сухие, волосы у них светлее, а глаза бликие.
— Бликие? Это какие, — поинтересовалась ведьма. — Не слышала такого названия цвета.
— Хм, — он задумался, — цвета подтаявшего снега, такие не белые и не серые, очень светлые. Про них говорят, что это вода забирает цвет их глаз.
— Вода?
— Да, — ответил феран и заметил, что счастлив говорить с ней и отвечать на эти простые вопросы. — Ринта с одной стороны — это горы, а с другой — воды Мёртвого моря. Ринтийцы отличные мореходы. Они лучшие в этом деле. Говорят, что если можешь ходить по мёртвой воде, то по любой пройдёшь. А ещё в Ринте раньше была самая обширная в наших краях корта рыболовов. И про то, что они хорошие мастера тонкого и горного дел, я тебе уже говорил.
Она издала какой-то совершенно очаровательный звук и кивнула в задумчивости.
— Хэла, можно вопрос, — из-за звука, который она издала он вспомнил забавный момент перехода, с фицрой, которая якобы была его.
— Ага, — отозвалась женщина, всё ещё в задумчивости глядя в книги и песни, и рисуя пальцами узоры на его шее. Невыносимая мука.
— Про фицру.
— Что?
— Фицра из твоей седельной сумки, ты сказала, что она моя, — пояснил феран.
— А, та милейшая наглая особа, — улыбнулась Хэла. — Так она твоя, вот я так и сказала.
— Да с чего? — рассмеялся Рэтар.
— Потому что она живёт у тебя в покоях. Даже сейчас — спит там в углу на твоей рубахе, которую утащила фиг знает когда. Любит тебя, — повела бровью ведьма.
И он рассмеялся, потому что — ну, что за невыносимая женщина…
— А сколько языков ты знаешь? — спросила вдруг Хэла.
— Без изарийского и общего? — уточнил Рэтар. — Шесть.
— Шесть? То есть восемь? Божечки! — искренне удивилась она.
— А Тёрк помимо изарийского и общего, знает восемь или девять, — улыбнулся феран.