Про Бабаку Косточкину
Шрифт:
— Ай-яй-яй! — качает головой Бабака. — Вот видишь, что делается…
— Ладно, — говорю, — пошли на проспект. Но, вообще-то, ты со своими шпионскими штучками завязывай. Сейчас не те времена.
Вышли мы на Ленинский и прогуливаемся, делаем променад. Дышим свежим загазованным воздухом, слушаем щебет грачей и шорох автомобильных шин.
— Так о чём ты со мной хотела поговорить? — спрашиваю я равнодушно.
В душе-то я весь — лёд и пламень, прямо сгораю от любопытства! Но виду не подаю, чтобы Бабака не задавалась.
— Константин, — серьёзно говорит она, —
— Угу.
— Ну вот, — тут Бабака принимает заговорщический вид, — так сталось, что в бытность мою контрразведчицей непосредственный мой начальник — гвардии генерал Советского Союза Семён Семёнович Горбунков — проникся ко мне всей душой. И, когда меня отправляли на пенсию, он подарил мне…
Тут Бабака стала совсем загадочной. Шагает на поводке, лысая, с малиновым хохолком, и в то же время — не смешная, а загадочная.
Даже пешеходы оборачиваются ей вслед, а автомобилисты машут рукой из окна.
— Что? — кричу я, не в силах уже бороться с любопытством. — Что подарил тебе Семён Семёнович Горбунков?
— Он… он подарил мне бэйбитокер!
— Чего?
— Бэйбитокер, говорю! Младенцеговоритель, по-нашему.
— Младенцеговоритель? — Я с тревогой смотрю на Бабаку.
— Ну да. Это секретная разработка американских спецслужб. Автоматический дешифровщик речи нерожденных младенцев.
— Выходит, мама говорит правду? Они что там, в животике, взаправду разговаривают?
— Ну разумеется. Но дело в том, что с внутриутробными младенцами только мамочки умеют разговаривать. Да и то далеко не все. А с помощью бэйбитокера американцы в 1969 году завербовали сына северокорейского атташе.
— Внутриутробного?
— Внутриутробного. Когда атташе спала, они с её сыном через бэйбитокер налаживали связь. Посулили ему Диснейленд, вид на жительство — вот младенец им всю нужную информацию как на духу и сливал.
Не скрою, я поражён. Меня в 1969 году ещё и в помине не было. Да что там! Персональных компьютеров тогда ещё не было, Интернета не было, сотовой связи, чупа-чупсов и Смешариков! А бэйбитокер, получается, уже был… Потрясающе!
— Вот я и подумала, — говорит Бабака, — а что, если нам с Аделаидой установить связь? Но только чтобы Екатерина Алексеевна ни о чём не догадалась.
— Почему?
— Она будет возражать.
— Это некрасиво.
— Смотря под каким углом посмотреть. Видишь ли, Костя, не нравятся мне эти посиделки у телевизора за полночь.
— Это да. Мне тоже не нравятся. А как этот бэйбитокер работает? Он вообще безопасен?
— Обижаешь! А работает он элементарно. Впрочем, ты сам всё увидишь. Только мне нужно твоё принципиальное согласие. Как второго ближайшего родственника.
— А что, папа уже в курсе?
— Со вчерашнего дня. И, кстати, он целиком и полностью меня поддерживает.
— Но как же вопросы морали? — раздумываю я вслух. — Как же этическая сторона дела?
— Когда речь о здоровье младенца, не до этики, знаешь ли.
— Ну хорошо, — вздыхаю я, — я согласен.
— Отлично, тогда, не откладывая в долгий ящик,
— Мам, ты спать идёшь? Уже двенадцатый час, между прочим!
— Да-да, сейчас, мы только «Доктора Хауса» досмотрим.
— Катя, тебе необходим физический отдых!
— Мне душевный комфорт прежде всего необходим! Отстаньте от меня!
Мама засыпает в третьем часу в кресле.
С пультом руке.
Бабака осторожно вынимает его зубами.
Из кармана пижамы (с тех пор как Бабака полиняла, она носит фланелевую пижаму для тепла) она достаёт какой-то спичечный коробок, от которого тянутся два синих проводка с наушниками.
— Это и есть твой бэйбитокер? — я обескуражен.
Не удостоив меня ответом, Бабака деловито прикрепляет коробок к маминому животу, втыкает в уши наушники и делает сосредоточенную до предела морду. Я тоже изо всех сил прислушиваюсь, но вокруг только ночь и тишина.
— Ну что там? — спрашивает папа. — Контакт установлен?
Бабака молча кивает.
— Ну? Не томи! — кричит папа и сучит ногами.
Бабака с суровым выражением лица не реагирует.
И вдруг она говорит:
— Детка, ты пойми, мы же…
Бабака резко замолкает, а через минуту почти кричит:
— Двести сорок восемь!.. Разумеется, он тоже!.. Хитрая обезьянка… А то? Я тебя умоляю!.. Это ещё бабушка надвое сказала!
— Что происходит? — Я недоумённо дёргаю папу за рукав.
— Бабака, могу я поговорить со своей дочерью? — строго говорит отец.
— Они со старшим братом желают разговаривать. — Бабака передаёт мне наушники и вытирает со лба испарину.
Мне вдруг становится жутко. Что я ей скажу? Ей — этой неведомой, ещё не родившейся сестре моей? Этой девочке, наречённой в честь прабабушки по материнской линии Аделаидой? Ведь, что бы я ни сказал, ударить в грязь лицом перед потомком древнего рода Косточкиных просто немыслимо! В противном случае мой авторитет будет попран навеки и я перестану себя уважать!
Плечами ощущая невероятный груз ответственности, я дрожащими руками втыкаю в уши наушники и слышу:
— …а я ей говорю: «Маман, пора и честь знать! Вы, натурально, за кого меня принимаете? Конституционные права ребёнка ещё никто не отменял…»
Голос в наушниках писклявый и очень смахивает на тот, что у мамы, когда она сердится.
— …вы, маман, вместо того чтобы телевизоры глядеть, записались бы лучше в библиотеку имени Надежды Константиновны Крупской на проспекте Строителей. Надоели вы мне со своими курочками и колобками! Мой мозг — непознанная вселенная, телепузиков он отказывается принимать!..