Про Иванова, Швеца и прикладную бесологию. Междукнижие
Шрифт:
Следующая очередь прошла где-то вверху. Высоко или прямо над головой — эту тонкость инспектор оставлял более дотошным и любознательным. По внутренним ощущениям — пули летели совсем рядом.
— Н-на! — заполняя паузу между смертельными шквалами, взревело голосом Антона. — На! И тебе!..
«Жив! — промелькнуло на задворках инспекторского разума. — Отлично! Хана стрелку. Только бы ещё немного продержаться».
Дальнейшие слова призрака утонули в трескотне безотказной работы пулемётного механизма. Защёлкало, как по мишени, хрустнуло. Что — Иванов не любопытствовал, вжавшись лбом в сыроватую, прохладную землю.
А пулемёт всё старался, издеваясь над мирной лесной природой...
Боевые действия закончились так же внезапно, как и начались. Очередная, хлёсткая очередь оборвалась, давая лежащим лишний раз почувствовать себя живыми, пока... С новой пулемётчик всё медлил.
Наступившая тишина давила на уши. Такая ожидаемая, звонкая пустота вынуждала ещё сильнее вжиматься в землю, ассоциируя затишье с ярко представляемой, образной сценой перезарядки оружия.
В Серёгином случае разыгравшаяся фантазия делала упор на кисти рук, до дрожи реалистично показывая, как заскорузлые пальцы неспешно отбивают простенький ритм по воронёному боку ствольной коробки. Ритм победы. Пулемётчику некуда спешить. Он отдыхает, косясь на пачку сигарет, положенную перед собой. Хочется перекурить... Оставив оружие в покое, трогает её, щёлкает по ней ногтем, вслушиваясь в глухой, картонный звук.
Вздыхает — придётся потерпеть. Убирает пачку в карман и возвращается к пулемёту. Пальцы на автоматизме производят необходимые нажатия и манипуляции, начинает возиться с лентой.
На переднем плане руки, облапившие смертельное железо. Дальше, удивительно далёкий, прицел, а в прицеле...
— Хорош! Завязывай! — откуда-то сбоку проорал напарник, и Сергей только теперь осмелился посмотреть на друга.
Стоит, как ни в чём не бывало. Руки в карманах, физиономия устало-благородная, как у агента 007 после очередного спасения мира.
— Не двигаться! — с логическим запозданием, басовито потребовали из кустов. И совсем уж нелогично добавили. — Целы?
Голос показался знакомым, только непривычно-шумным.
— Ага! — ответил за двоих Швец. — Ты, Анисий, психопат! Зачем стрельбу устроил?
У Серёги отлегло от сердца. Свои... Других Анисиев в этих краях он не знал.
— Так вы же руки подняли и опустили! — изумился тот. — Как уговаривались! Я ж поверх метил! Дабы никого не убить!
— А, ну да.
Ощущая себя столетним дедом, Иванов поднялся. Сначала на четвереньки, потом в полный рост. С неудовольствием осмотрел поле боя.
Лесорубы на месте. Все четверо. Лежат смирно, включая главного, посапывают. Крови нет. Антон с Печатью прошёлся, исполняя коронный номер... Это хорошо.
На холмике, в полусотне метров, стоит предводитель домовых — Анисий. Гордый, растрёпанный, борода всклокочена, взгляд шальной, победительный. Рядом с ним — пара его подручных, приписанных к пулемёту. В подражание командиру подбоченились, грозно свели брови и, при этом, довольные, как сытые коты.
Немецкая машинка тоже здесь. Задрала ствол вверх, упёршись сошками в грунт.
Из-за свежесрубленных веток выбирается остальная, низкорослая братия. Деловитая, вооружённая, какая-то... недодравшаяся, завистливо посматривающая на пулемётный расчёт.
И правда, этим хоть пострелять удалось, поучаствовать. А другим в кустах пришлось отсиживаться, пропуская всё веселье.
Далее интерес парня переместился к «буханке» и трактору.
Машине досталось по полной. Стёкол нет, кузов в решето, резина в клочья. Беглого осмотра с лихвой хватило на однозначный вердикт: «Восстановлению не подлежит. Металлолом». Трактору повезло больше — отделался простреленным колесом.
Об этом Серёга и спросил у Анисия, окончательно приходя в себя после недавнего обстрела:
— За что «УАЗик» так невзлюбил?
Домовой, ожидавший чего угодно, от благодарности до разноса за нарушение приказа «оставаться в расположении», вздрогнул, потупился, теряя воинственность. Антон поддакнул:
— Трактор почему пожалел?
На своего предводителя уставились и подчинённые, с тем же вопросом в глазах.
— Дык... Трактор — штука полезная. Пашет, сеет, прицеп с бидонами возить может... — невнятно заблеял домовой, обычно не лезущий за словом в карман. — А машина — плохая! На ней воры ездили! А трактор работал, как ему приказали! А без машины они больше никуда не поедут. А... А пулемёту я обучен! Ни за что бы не ранил вас… А машина, — Анисия понесло на второй круг оправданий, — Потому что нельзя!!!
Пулемётный расчёт поддержал его одобрительными возгласами. Им покойная «буханка» тоже чем-то не угодила.
— В кураж вошёл. Переволновался, — негромко прокомментировал Швец, любуясь своими туфлями, удивительно чистыми после лесных походов. — Отстань от недомерка. Пиши «расстрелял командно-штабной транспорт противника», если тебя это устроит. По законам военного времени.
— То есть, забеги по лесу с пулемётом — это нормально?
— При определённых обстоятельствах — абсолютно. Домовые следом шли. За нас переживали. Как видишь, пригодились, — Антон, оставшись довольным осмотром обуви и остальной одежды, одобрительно кивнул замолкшему предводителю домовых. — Я их давно заметил. В деревьях они прячутся плохо, хотя, признаю, старались. Тебе не сказал из-за твоей страсти к перестраховкам и правильности. Наорал бы, прогнал, а наши бородатые товарищи как лучше хотели. Потому Анисий и приотстал — организовывал силовое прикрытие.
— Да ну вас, — в сердцах отмахнулся Иванов, не находя в себя ни сил, ни желания доходчиво объяснять, что эта банда натворила. Посреди леса чуть ли не полноценное боевое столкновение устроили, а им — хоть бы что.
Разгорающийся огонь недовольства умело потушил Швец.
— Серёга! Скажи, ты уверен, что дядя с ружьишком нас бы отпустил? Только честно, без морализаторства. Он в меня самую капельку шмальнуть не успел.
— Под пулемётным огнём? — устало придрался парень.
— Угу. Но стрелял не я.
— Тогда нет.
Услышав косвенное признание правоты его действий, Анисий приободрился и нетерпеливо спустился с пригорка, на ходу выясняя:
— Пленных куда?
— Допросить.
Толковую мысль все восприняли с радостью, как финал неуклюжих объяснений и поисков оправданий совершённым поступкам, которые, в общем-то, в оправданиях и не сильно нуждались.
Каждый поступил, как считал правильным. Ради других.
«Языком» назначили одного из мужиков. Придя в себя, он охренел от растерзанного вида автомобиля, от недоброго прищура Швеца и мрачного, как статуя Командора, инспектора.