Шрифт:
Котословие
Надо сказать, мы кошатники. Слово, может, не слишком красивое, но зато точно выражающее суть – любители кошек, котолюбы. Вы думаете, мы не любим собак? Нет, собаки хорошие, некоторые очень даже милые, просто сердце наше отдано кошкам, и с этим ничего не поделаешь.
Глава первая. Баллада о Мимише
Хорошо быть кисою, хорошо – собакою!
Правда, было одно исключение. Я говорю
Щеночек же, отпрыск этой сварливой «овечки», выглядел просто ангелочком, мохнатеньким, кудрявеньким и невинненьким, белым и пушистым. Даже фотография младенца сохранилась. На обороте написано: «Август 1987 г. Мимишке 1,5 месяца». На ней мы с братом и наше сокровище – Мим'u, Мимишка, Мимишечка. Кажется, что в руках игрушечка, но нет, у игрушечки есть характер, своё мнение, острые зубки и любовь к шоколаду.
Кто-то сейчас точно поморщится и скажет: что за сюсюканье? А что я могу поделать, если мне с детства нравятся уменьшительно-ласкательные формы слов, если с языка так и слетают всякие глупые рифмовки?
Росла наша Мимиша, росла, кормили мы её всякими вкусностями, от себя отрывали (время-то, помните, какое было?), но даже до мамаши своей она так и не доросла, осталась маленькой, изящной девочкой. Овечьего в ней было немного – белые кудряшки, а мордочка скорее напоминала лисью остренькую. Когда её держали на руках, то волнистая шёрстка вместе с нежным полуприкрытым животиком напоминала белое платье в стиле ампир. Кокетка оказалась ещё та: только выйдешь с ней гулять, она уже зырк по сторонам – где кавалеры? Кого можно облаять и тут же за хозяйку спрятаться, на ручки попроситься? Кого выбрать в провожатые сегодня?
Перед глазами стоят картинки забавной собачьей жизни: вот Мимиша бегает по двору, окружённая кавалериками, их человек, простите, собак пятнадцать, все разномастные и разнокалиберные.
Некоторые огромные просто, даже страшно к ним подходить, брутальные такие, мохномордые, волкоподобные или львообразные. А в основном средненькие, немногим больше нашей красавицы. А она, малявочка, козявочка такая бесстрашная, вертится в центре всеобщего внимания, повизгивает, авансы воздыхателям раздаёт.
Удивляюсь многообразию собачьих типов. Среди них, как и у людей, оказывается, есть свои простаки и чудаки, злюки и подлюки, трусишки и храбрецы, великодушные рыцари и рыцари скупые, жадины-говядины, сердцееды и кокетки. Наша Мимиша рождена была покорять собачьи сердца.
Помню, как один паладин не поленился дойти по лестнице, бряцая когтями, до нашего девятого этажа и ломился в дверь, ударяясь в неё своей тушей. Надо сказать, в то время моя младшая сестра расцвела, как роза, и у нас с ней были проблемы: приходилось отбивать её у двуногих кобельков, которые просто преследовали её, проходу не давали, даже по ночам звонили в дверь, требуя немедленного свидания. Причём наша красавица (вы поняли, о ком я сейчас) спала без задних ног, а нам с мамой было не до сна. Я через дверь вела долгие переговоры с влюблёнными юнцами, уговаривая их прийти утром. Минут через двадцать уговоров юнцы исчезали, причём навсегда, мы с мамой долго не могли после этого уснуть, а сестрёнка мирно посапывала, знать ничего не зная о треволнениях семьи.
Так что моей первой реакцией на дневное сотрясание двери было возмущение: опять кто-то к сестре пришёл?! Ну всё, сейчас я те дам по мордам! Открываю дверь, решительно глядя вперёд, на ожидаемого наглеца, а там, на уровне моих
Однажды вечером вышла я с Мимишей погулять. Кажется, начало осени было, ещё довольно тепло, сухо, хорошо так. Вечер не поздний, но всё уже окутано лёгким сумраком. Только отошли мы от дома – вдруг около моих ног появился пёсик, белый, кудрявый, похожий на нашу девочку, только покрупнее и потолще. Это была любовь с первого взгляда. Как они резвились, бегали, кружились, почти танцевали, прижимались нос к носику, вставали на задние лапы, а передними на мгновение касались друг друга… Не знаю, сколько минут прошло, потому что их чувства странным образом подействовали и на меня: я ощутила что-то вроде лёгкого головокружения, истомы, что-то сладкое разлилось по моему телу… Я была счастлива вместе с ними, радовалась их радостью. Во мне что-то пело и ликовало: вот она, жизнь, вот оно, счастье, вот она, любовь…
Вдруг вижу – парочка удаляется. Ещё немного, и наша драгоценная Мимиша исчезнет из виду, убежит с кавалериком. И где тогда её искать? Сможет ли она вернуться домой? А вдруг пропадёт? А вдруг это последний раз, когда я вижу её? И что я скажу дома, когда на меня обрушатся упрёки мамы, сестры и брата? «Мимиша!» – позвала я её. Она остановилась, виляя хвостом, преданно глядя на меня, но я видела её нетерпение и желание как можно быстрее убежать с возлюбленным. Уже стемнело, и только благодаря белой шёрстке собаки были различимы в полутьме осеннего вечера. Я разрывалась между двумя противоположными желаниями: отпустить на волю свою питомицу, пусть порезвится с молодым избранником, пусть будет счастлива – нет, удержать, спасти, сохранить для себя, ведь это наша девочка, как мы без неё, а она без нас? Чувствуя себя почти преступницей – убийцей любви, я увела Мимишу домой. Кавалерик всё бежал за нами, всё не верил, что его мечта уходит. Я закрыла дверь подъезда перед его почти человеческим лицом, исполненным надежды.
Прошло столько лет, а мне до сих пор не по себе, когда вспоминаю об этом: и стыдно, и грустно, и радостно. Словно приоткрылся неведомый мир и тут же ускользнул. Среди обыденности серой жизни иногда промелькнёт след этого иного, зовущего и манящего, растравит сердце, и ещё противнее покажется каждодневная суета. Ну, вздохнёшь и живёшь дальше.
Я-то уже давно живу, шестой десяток пошёл, а наша Мимиша прожила короткую жизнь – три с половиной года всего. Успела, правда, родить щенят (убежала-таки раз с кавалером), стала любимицей у моих учеников (я тогда в школе работала). А когда мы приехали вместе с ней к родственникам в посёлок, дети там смотрели на неё, как на чудо чудное, диво дивное.
Детей этих было шестеро – мои племянники и племянницы, белоголовые, ясноглазые, круглолицые. Наверное, больше в свою маму, мою тётю Катю – младшую сестру моей мамы. (Как-то нескладно я о родственных отношениях: мама, мама, моя, своя, твоя. Чья мама? Моя. Чья? Твоя. Нет, моя.)
Местные волкоподобные собаки в домах не жили, они или на цепи во дворе сидели, или свободно бегали, как дикие животные. А тут маленькая кудрявенькая белая живая игрушечка, видимо, по ошибке названная собакой. Разве такие собаки бывают? Она и не лает практически, на руках сидит, шоколадные конфеты кушает, и зовут её не по-нашему – Мими. И вот мои двоюродные братья и сёстры давай Мимишу к себе приваживать: каждому хочется её на руках подержать, потискать, погладить, поцеловать, к груди прижать. А мой младший брат считал себя настоящим хозяином Мимиши (мать и сёстры не в счёт), так что ругмя ругался с роднёй, вырывал собаку из рук мальчишек и девчонок, говоря, что она его и только его, никому не даст, руки прочь от моей Мимиши.