Про любовь (цикл рассказов)
Шрифт:
Моя Снежинка
Зверски разнесён на кусочки и штампы на конкурсе ТРЛ-3. Простой сельский парень... э-э-э... студент-технарь, приехавший покорять Москву, влюбляется в жестокую королеву зимних эльфов Мэб. И естественно не догадывается, что ради этой любви ему придётся пожертовать самым дорогим,ч то у него есть. Жизнью, ага;)
– Мяу! Мя-а-а-а-у!
Я поморщился и демонстративно отвернулся.
И снова требовательное:
– Мя-а-а-а-у! Мяв! Мя-я-а-а!
На жалость давит,
– Нет, нет и нет!
– бросил я, не поворачивая головы.
– Пешком! Понимаешь? Пеш-ком!
– Мяв!
– тут же обиженно заявили в ответ.
Гр!
– Тебе врач что прописала?
– я покосился на идущего рядом по первому, свеженькому, беленькому ещё снегу кота. Тот заинтересованно поднял голову и посмотрел на меня. Вроде как тоже спрашивая: "А что?".
– Уже забыл, да?
– хмыкнул я.
– Врач сказала ходить ла-па-ми. Вот и иди лапами. И нечего на меня так смотреть! Гуляй.
Кот, демонстративно фыркнув и подняв хвост трубой, танцующей походкой никогда не ломавшего лапы (ага!), даже никогда не дравшегося (ну-ну!) и весьма и весьма обиженного добропорядочного животного протопал вперёд. Вроде как он тут один, а меня и рядом нет. И шерсть распушил, и на снежинки отфыркивается и фырчит что-то себе под нос.
– Ладно, иди сюда.
Кот обернулся, смерил меня уничижительным взглядом, но секунду спустя соизволил-таки приблизиться. Я осторожно взял его под брюшко и аккуратно спрятал за куртку.
Куртка почти мгновенно за... мур-мур-мур... завибрировала.
– Знаешь, Пух, - глядя на его хитрющую рыжую мордашку, вздохнул я.
– Ты самое наглое животное на свете. И когда-нибудь конец моему терпению всё-таки наступит.
Кот скептично фыркнул и спрятался под дрожащей курткой целиком.
А ведь прав - куда я от него денусь? Уж если из Лабинска в Москву притащил, то что теперь... Да, вместо книжек и прочего нужного для учёбы в университете добра со мной в поезде ехал Пух. Переноску он игнорировал, визжащих ("А-а-а, у меня аллергия на кошек!") соседок по плацкарту - тоже. До меня снисходил только после плотной кормёжки, по приезде построил всю общагу и довёл до нервной икоты изящных московских кошечек. В общем, геройский Пух.
Так, поддерживая кота под курткой, я и гулял по заснеженному Коломенскому. Вместо всё того же Пуха, которому надо "тренировать лапы" и "восстанавливать силы", как сказала ветеринар.
В Коломенском тихо и безлюдно в десять утра понедельника. И так неожиданно приятно, оказывается, смотреть под мурлыканье на летящие с неба снежинки, следить, как они танцуют в воздухе - медленно, замысловато, волшебно. Снаружи - холодно, а у меня под курткой уютно урчит пригревшийся кот... И никого рядом, будто мы с ним одни в этом заледеневшем, искрящемся, словно сказочном мире снежной королевы, взмахом то ли палочки, то ли магического жезла насылающей бураны и лютые морозы...
Королева стояла посреди дорожки, холодная, застывшая, точно ледяная статуя. Красивая, неестественно красивая, до замирания сердца. Правильные, словно бы выточенные черты, длинные тёмные волосы, шикарное, будто сотканное из снежинок платье... Такая грозная, строгая и могущественная, какой и полагается быть королеве.
Мне сначала даже и в голову не пришло, что она настоящая. Разве это снежное совершенство может быть живым?
А она обернулась. И замершая, скованная льдом сказка рассыпалась осколками от её взгляда. Взгляда, прямо-таки лучащегося высокомерием и превосходством, очень хорошо прикрывающими собой горечь. Такая человеческая горечь серым оттенком где-то в глубине её глаз. И я вдруг резко осознал, что стою в двух шага от неё, пялюсь, как мальчишка, а эта неземная красавица в своём лёгком платьице смотрит в ответ, как на насекомое... и мёрзнет же, наверное.
Пух сонно мявкнул, брякнувшись в снег, а я суетливо стащил куртку и набросил её - ещё тёплую - на хрупкие плечи красавицы.
Взгляд из высокомерного стал растерянным.
– Вы же замёрзнете так, - торопливо попытался объяснить я, не слушая возмущённого кошачьего ора у себя под ногами.
– Вам же холодно...
– Мне?
– удивилась красавица, подцепляя тонким пальчиком свисающий рукав куртки.
– Холодно?
– и рассмеялась.
А я стоял, как дурак, и улыбался. Красиво она смеялась, словно перезвон льдинок - или рождественских колокольчиков. Необычно.
Она сняла куртку, элегантным таким движением, ну, как леди в исторических фильмах. Протянула мне и улыбнулась.
– Как тебя зовут, мальчик?
Пух тёрся под ногами, всеми силами пытаясь обратить на себя внимание. А я смотрел и не мог оторваться от глаз моей (моей?) снежинки.
– Саша.
– Саша, - повторила она нараспев.
– Приходи сюда завтра, Саша. На закате. Если хочешь снова меня увидеть - приходи.
Я и слова сказать в ответ не успел, как она развернулась и молча пошла прочь, теряясь в своём белом платье среди снежинок, словно растворяясь в них или даже становясь одной из них.
– Пух?
– пробормотал я, с трудом отрывая взгляд от белой дали и поворачиваясь к беснующемуся коту.
– И что это сейчас было?
Всё-таки девчонки стервы. Все - ну а красивые в особенности. Как, скажите, как заметить закат в Москве зимой, да ещё и из окон фитнес-клуба, где я подрабатываю. На улице - серое марево, небо сплошь в облаках, точно в дымчатой мутоновой шубе, у нас в зале свет так и плещет... Какой закат, о чём вы?! Не могла точное время назвать, а? Нет, я погуглил, конечно, нашёл примерно, во сколько нынче солнце садится. Хотел даже раньше прийти, но именно сегодня и именно сейчас Серёжка, напарник мой, заболел (читай, ушёл в очередной загул). Пришлось пахать за двоих, так что на улицу я выбежал тютелька в тютельку. Рванул к метро - и случайно заметил, как облачное марево слегка порозовело, ну, будто краску налили, а потом по ней дымку пустили.
Нет, ну что такое, а?! Всю дорогу до метро и позже, в вагоне, я уговаривал себя, что ничего страшного, в конце концов, подождёт моя Снежинка минутку... ну ещё минутку... Да и закат же не длится одно мгновение, правда?
Чуть не ползком, задыхаясь, я плутал по тропинкам и дорожкам Коломенского, пытаясь вспомнить, чёрт возьми, на которой - на которой?!
– я её встретил.
А небо, конечно, давно отгорело...
Снежинки не было. Я рухнул на какую-то заледеневшую скамейку, бессильно вглядываясь в серое марево, и чуть не застонал от обиды, честное слово! Ну, опоздал, да, но могла же, могла подождать, ну что такого, а?!