Про тех, кто в пути
Шрифт:
А меня вдруг как будто стукнуло — да ведь это деда я видел на станции!!! Вот чёрт, прошёл от него в пяти шагах... Сказать? Расстроится, наверное... Да и неудобно, что не узнал — хотя, что неудобно, я же его не видел сколько...
— А у меня гость, — слегка извиняющимся тоном сказал дед, пропуская меня вперёд с прохладной веранды с почти сплошным остеклением в первую комнату.
Если честно, я не очень обратил внимание на человека, предупредительно поднявшегося мне навстречу из-за стола, потому что моё внимание привлекли предметы, развешанные по стенам. Первое,
Я действительно не знал, что мой дед был лётчиком. Но густо усеивавшие стены фотографии и предметы вроде пары высоченных краг на меху сомнений не оставляли.
Я мысленно горько усмехнулся: ну как после этого говорить, что нет судьбы?! Она с самого утра меня доставала — сперва брошенный аэродром, а теперь ещё и это...
Но тут я наконец-то вспомнил о правилах хорошего тона и, поставив у ноги свою сумку, вежливо сказал стоящему возле стола подтянутому худому старику в лёгком костюме:
— Добрый вечер... Евгений.
— Мартин Киршхоф, — с гортанным акцентом, но без запинки сказал он, протягивая мне руку. — Сожалею, что моё прибытие совпало с вашим, молодой человек. Анатолий говорил мне о внуке, и я даже обсуждал с ним возможность моего отъезда, но он настоял...
— Это мой друг с войны, — дед Толя положил мне руку на плечо. — И он, конечно, никуда не поедет.
— Мне не хотелось бы стеснять... — начал немец, но я преодолел обалдение и вклинился:
— Конечно, нет. Я вряд ли часто стану бывать дома и не буду вам мешать. И вообще, я сам виноват, что приехал раньше и не дал подготовиться.
— Голодный, наверное? — спросил меня дед, и я увидел на столе изобильный разор и на три четверти пустую бутылку водки. — Ты как добирался-то вообще?.. Садись, садись, а сумку я в твою комнату отнесу...
— С поездом, — сказал я. — Да не надо... я потом сам сумку... А где руки помыть? Я на вашем старом аэродроме заблудился по настоящему...
Старики смотрели на меня — оба. Внимательно и встревожено...
...Дом у деда Толи оказался здоровенным. Как объяснил он сам, показывая мне мою комнату, выходившую окнами в сад, этот дом ему подарили за службу на Севере, когда он вышел на пенсию, и тут — не-обычно для особняка тех времён — есть все удобства.
Немец Киршхофф, ненавязчиво нас сопровождавший, сказал, глядя, как я осматриваюсь в своём новом обиталище:
— Ваш дед, Евгений, очень скромный человек. Например, он умалчивает, что дом ему подарили вместе со Звездой Героя Советского Союза. Я не знаю, за что он её получил, но это произошло в мирное время и в гражданской авиации, так что, могу предполагать, что некий экстраординарный по смелости поступок.
— Экстраординарный по болтливости фриц, — проворчал дед. — Дом-то большой, — обратился он ко мне, — а вот с тех пор, как Оля — бабушка твоя, Жень — умерла, я в нём, как в могиле...
— Не надо об этом, Анатолий! — неожиданно резко сказал немец. — И вообще — пойдём, не будем мешать молодому человеку обустраиваться... Потом вы присоединитесь к нам, Евгений? Старики болтливы, но уж как-нибудь вытерпите...
— Я бы прогуляться хотел, — вырвалось у меня. Ещё год назад я бы прилип к деду с расспросами, как банный лист и перетрогал всё, что висело на стенах в большой комнате. А сейчас...
— Конечно, — пожал плечами дед Толя. — Куда угодно и как угодно. Но давай сразу договоримся о двух вещах. Первая: если захочешь задержаться позже полуночи — предупреди сразу. И вторая... — он помолчал. — Не надо ходить на аэродром. Там интересно, я понимаю, но очень легко попасть в беду. Заблудиться, сломать ногу, вообще пропасть. Случаи бывали. Хорошо?
И старики вышли. Причём, дед даже не дождался от меня подтверждения и согласия с его условиями.
Моё обиталище мне понравилось. Правда, было видно, что в этой комнате не жили уже давно, а мебель была тяжеловесной и основательной — казалось, что сейчас она начнёт скрипуче ворчать, как это делают некоторые старики, по поводу моего внешнего вида, поведения и прочего.
(Хотя, когда я носил форму, таких проблем не возникало — наоборот, пожилые люди смотрели на меня с удовольствием!)
Я запихнул сумку в шкаф и подумал несколько секунд, не переодеться ли мне, но решил плюнуть и позвонить маме, что приехал. За весь день я ни разу не прикоснулся к мобильному.
Выяснилось, что можно было и не прикасаться. Мобильный определял только номера аварийных служб, а этот значило, что придётся идти на почту давать телеграмму...
...Было совсем не поздно, а если учесть, во сколько темнеет в начале лета — то и вообще время детское. Если честно, я собирался помотаться по городским улицам, навестить «места компактного пребывания молодёжи» и, может быть, встретить ту девчонку, Лидку.
Что она там говорила про кафе и дискотеку? Вообще-то молодёжь не жалует чужих, но рассказы об агрессивности аборигенов маленьких городков сильно преувеличены. В принципе им почти всё равно, кто прыгает рядом на танцплощадке. Конечно, уродов везде хватает. Но что же теперь — никуда не высовываться?
А вот странно. Последний год я про дискотеки и не думал. А тут вдруг понесло. Уж не из-за девчонки ли это?..
...Знаменская дорога была пуста. Вообще-то это довольно странно — как правило в таких городках и на таких улицах вечером не протолкнёшься от ребятни, а плотность бабулек на лавках просто чудовищна.
Но эта улица была пустынна. Тепла, светла, пыльна и пустынна. Не безжизненна — почти во всех домах светились огоньки, кое-где кто-то возился во дворах — но никакого оживления на ней не наблюдалось.
Я обозрел её, вставил в ухо каплю «дебильникового» наушника. Аппарат был скрыт под курткой.
Я сам не люблю, когда на улице ходят с дебильниками. Но, во-первых, тут было, как я уже сказал, пустынно, а, во-вторых, — если и есть на свете средство, чтобы надёжно отключиться от внешнего мира — так это именно плеер.
Мне же хотелось именно отключиться — и раз я ещё не добрался до дискача, где отключка происходит плавно и независимо от твоего желания, то можно воспользоваться карманной дискотекой.