Про жирафа Федю
Шрифт:
– Так мы что… Без второго сегодня? – испугался Никанор.
– Ну что ты, Никуша! Я сделала жаркое, – успокоила его Элеонора. И обернулась к Максимилиану: – А когда ты был в магазине?
Максимилиан насупился и молчал, понимая, что проболтался.
– А-а… так вот куда ты уходил, когда мы гуляли! – догадался Гриша.
Глаша пихнула его локтем в бок.
– Макс! Ты оставил детей? – опешила Элеонора. – Как ты мог?
Максимилиан потупился.
– Ну Лёля, ну я же быстро, – пролепетал он. – Одна нога здесь, другая там.
Максимилиан посмотрел на свои длинные
– И потом, всё равно ведь гуся мне уже не досталось… всех съели… прожорливые такие…
Элеонора кинулась на него, как пантера.
– Твоё счастье, что не досталось! Ох, пришёл бы ты ко мне с этим гусём! Да я б его… за шею!
Максимилиан со свистом глотнул воздух.
Элеонора задыхалась и не находила слов:
– И тебя б им… по шее!..
Максимилиан втянул голову в плечи.
Мелинда схватилась за виски:
– Господи, Элеонорочка, опомнись! Что ты говоришь!
– И… в шею!!! Шеей! По шее! Взашей! – бессвязно выкрикивала Элеонора, потрясая кулаками.
Никанор оторвался от еды и в изумлении посмотрел на золовку.
Мелинда заступилась за Максимилиана.
– Элеонорочка! Ну как ты можешь! Такие слова! От тебя! Ты же всегда просто… леди! А тут прямо… тигрица какая-то!
Элеонора не смутилась, а Максимилиан вдруг вытянул шею, будто желая загородить жену, зло посмотрел на Мелинду и прошипел осипшим от волнения голосом:
– Да! Она – ТАКАЯ! Она – леди! А когда за детей – то хуже тигра!
Глаша рассмеялась:
– Дедушка, ты сейчас на Федю похож!
И это была правда.
Мелинда посмотрела на Элеонору с завистью, а на Никанора – с упрёком и сказала, вздохнув:
– Вот ты бы не сумел так меня защитить, Никуша!
– Ну чего вы ссоритесь по пустякам! – укоризненно сказал Гриша бабушке с дедушкой. – Ничего ж не случилось. Ведь дети были не одни! Я же с ними остался. Я учил Глашу и Федю кататься с горки! И всё было хорошо!
– Только Федя испугался, когда на нас Бетси прыгнула! – призналась Глаша.
– Какая Бетси? – спросила Мелинда.
– Большая собака. Дог, – объяснила Глаша. – Она вообще-то добрая, только очень голодная была. Но потом она пошла обедать, а мы спрятались в избушке на курьих ножках от дворника и от злой тёти.
Элеонора стала белая как мел. Она как будто онемела – даже кричать больше не могла. А Максимилиан покраснел и опустил глаза.
– Да если б даже дедушка за нами вообще не пришёл, – сказал Гриша, – я б и сам с ними справился! Подумаешь, МЧС! Нашли чем испугать!
Из детской раздался грохот.
Мелинда покачнулась на стуле.
– А где Федя? – спросила Глаша.
И все побежали в детскую.
Пальма лежала на полу, нижние ветки её были обкусаны, часть земли из кадки высыпалась. Федя стоял тут же. Вид у него был довольный, но слегка виноватый. Он махал хвостом и негромко фыркал.
– Моя любимая пальма! – воскликнула Мелинда.
– Он хотел достать до верхних веток, – объяснил Никанор. – Они сочнее!
– Мог бы и попросить, – пробурчал Гриша. – Мы бы ему помогли!
– Вообще-то из пальмы получается неплохой салат, – задумчиво сказал
Элеонора быстро поставила обкусанную пальму на место, погрозила Феде пальцем, подмела пол и велела всем возвращаться в столовую и подождать, пока она уложит Ваню и Веню – им пора спать.
– Я тоже прилягу, – вздохнула Мелинда. – Что-то я утомилась.
И посмотрела на Элеонору.
– А мы с Никушей пока перекусим, – сказал Максимилиан.
Никанор кивнул.
Элеонора стала укладывать близнецов, Максимилиан и Никанор вернулись в столовую, Мелинда легла на диван, а Глаша и Гриша повели Федю в ванную умываться – уж очень он был чумазый после своего праздничного обеда.
Глава седьмая
Болезнь
Ночью Глаша проснулась от странного звука, доносившегося с коврика, на котором спал Федя. К привычному уже жирафьему фырчанью и фырканью теперь добавились прерывистое чмоканье, тихое попискивание и жалобные всхлипы.
– Федя! – позвала Глаша негромким голосом, чтобы не разбудить брата. – Что с тобой? Плохой сон приснился?
Жираф затих, звуки прекратились.
Испугался маленький, подумала Глаша. Устал!
И посмотрела в окно. Была зимняя ночь, темнота была такая густая, что казалась почти синей, только на подоконнике блестели снежинки, а в одном окне, в доме напротив, горела оранжевая люстра.
– Вообще-то ночью должна быть луна, – сказала себе Глаша, – и звёзды. Куда это они подевались?
Глаша перевернулась на другой бок и закрыла глаза.
Но заснуть уже не могла. Слишком она переволновалась.
В голове всплывали картинки прошедшего вечера: как Федя капризничал и боялся душа, а они с Гришей его уговаривали не отворачивать мордочку и не брыкаться, как потом поили чистого и насухо вытертого жирафа консервированным сгущённым молоком, как их поманила Элеонора и показала в щёлку на Мелинду, которая после недолгого отдыха воспряла и теперь прямо посреди спальни отрабатывала балетные па – легко приседала в ПЛИЕ, задирала ногу в БАТМАНЕ, а потом вдруг – ах! – и растянулась в шпагате, посылая воздушные поцелуи в сторону двери, за которой собрались зрители. Они зааплодировали, а тут как раз пришли папа с мамой из гостей, и мама преподнесла Мелинде букет белых зимних хризантем, который они купили по дороге.
– Мои любимые цветы! – поблагодарила Мелинда. – Они так похожи на балетную пачку!
– Пачку чего? – спросил Гриша.
– Это платье у балерин так называется, – объяснила мама.
Потом пили чай, и уже почти сквозь сон Глаша слышала, как прощаются Никанор и Мелинда, увозя коляску с крепко спящими близнецами, и как они торопятся, потому что уже давно пора выгуливать Линду, она, наверное, заждалась.
Ещё Глаша подумала о том, что завтра они с родителями пойдут на ёлку и Дед Мороз опять будет искать Снегурочку и просить детей позвать её, а потом найдёт свою внучку и всем на радостях подарит конфеты.