Шрифт:
Любомир Фельдек
Про змея Зашипея
Жил да был на свете бача (старший пастух-овчар.
– Ред.) - и жить-то ему всего одну жизнь, а он только и думал, как бы разбогатеть. Вот дошёл до него слух, будто какой-то швед оставил богатое наследство, из которого каждый год выплачивают награду тому, кто придумает что-нибудь новое, чего ещё нигде никогда не бывало. И решил наш бача: "Придумаю-ка и я что-нибудь такое, чего ещё нигде никогда не бывало, да поскорей, покуда денежки, что оставил швед, не разбежались по чужим карманам".
Что бы этакое придумать? Стал наш бача
Вот как бывает, когда ни о чём, кроме денег, не думаешь!
Вместо прибыли - одни убытки.
Тут, глядишь, настала осень, а осенью, как известно, все змеи заползают в скалы на зимнюю спячку. Вот пасёт наш бача стадо, вдруг слышит: кто-то в лесной чащобе шипит. Отодвинул он веточку... видит: тысячи змей ползут к скале. И ведёт их старый серый змей Зашипей. Отщипнёт змей травинку, потрёт о камень, скала разверзнется, и змея за змеей заползают в щель.
Когда заползла последняя змея, скала с грохотом сомкнулась, и всё стало как прежде, точно змей и в помине не было...
– Ну и ну!
– пробормотал бача.
– Вот чудеса! О таком я ещё ни в газетах не читывал, ни по радио не слыхивал. Видно, я первый на свете подсмотрел, как змеи скалу отворяют, - недаром я столько лет внимательно изучал природу. Что, если я стою на пороге великого открытия? Вдруг с помощью этой травинки человек доберётся до самого центра Земли и узнает, что там - огонь или вода, а я получу полную шляпу денег, оставшихся после шведа!
Не стал бача зря время терять. Бросил стадо на лугу - и к скале. Да только которая травинка её отворяет? Возле скалы их видимо-невидимо, и все разные.
– Может, травка медуница?
– бормочет бача.
Сорвал стебелёк медуницы, потёр о скалу - никакого толку.
– Может, мята?
Сорвал стебелёк мяты, потёр о скалу - снова без толку. Так рвал бача травинку за травинкой, а скала - чем бы он её ни тёр, хоть белладонной, хоть камнеломкой, хоть цветком мальвой - не отворялась да не отворялась. Опечалился бача, рассердился, топнул ногой, и тут - диво дивное!
– какая-то вырванная с корнем травинка подлетела вверх, прикоснулась к камню - и скала разверзлась.
– Вот ты, значит, какая!
– воскликнул бача, приглядываясь к травинке. Теперь остаётся поднять тебя, отнести на почту и отправить в Швецию!
Но так как был наш бача от природы любознателен, прежде чем поднять травинку, заглянул он в тёмную дыру. Да не только заглянул, ещё и шагнул туда. Шагнул - и услыхал за спиной грохот: скала за ним сомкнулась.
"Вот те на!
– думает бача.
– Этого мне не хватало! Что теперь делать?"
И верно, что тут делать? Видит: в скале пещера. А в пещере, куда ни глянь, змеи лежат. Лежат и спят. Посреди пещеры - круглый камень, а на том камне развалился старый змей Зашипей. И тоже спит. Неудивительно, что и баче захотелось спать. В полудрёме сыскал он свободное местечко, улёгся, заснул и спал до тех пор, пока не пробудился.
Пробудился, видит: змеи уже не спят. Откуда-то издалека доносится пение жаворонка; слушая его, змеи начинают шевелиться. Зашевелились и под предводительством змея Зашипея поползли к выходу из пещеры. Тут скала разверзлась, и змеи, одна за другой, выползли наружу.
"Вот так штука!
– подумал бача.
– Всегда я просыпаюсь вовремя, но так удачно, так вовремя ни разу ещё не просыпался. За ними - или я останусь тут один!"
Только подумал - перевалился на живот и пополз по-змеиному. Да не тут-то было! Полз - веселился, дополз - прослезился. Не умел он ползать, как змеи. На что-то наткнулся, запутался, а пока выкарабкивался, змей и след простыл, и скала за ними затворилась.
Хочешь не хочешь, надо звать на помощь.
– Выпустите меня отсюда, детушки, добром прошу!
– закричал бача.
– Видали мы таковсс-с-ких!
– услыхал он голос старого змея Зашипея. Отпусс-с-тим тебя, если ты трижды поклянёш-ш-шься никому не расс-с-казывать, что тут видел.
Не хотелось баче давать слово, да делать нечего: пришлось трижды поклясться - и змеи его выпустили.
Вот идёт бача, идёт низочком, идёт лесочком, видит - весна на дворе. Бах!
– точно выстрелило где-то, а это на старой ветке проклюнулся молодой листок. И снова - бах!- другой... Обрадовался бача.
Радовался, радовался, пока не пришёл на то место, где оставил осенью стадо. Тут бача перестал радоваться и закручинился: вместо стада увидал он груды обглоданных косточек.
Присел бача возле этих косточек и молча просидел три дня и три ночи. А когда забрезжил рассвет и настал четвёр тый день, услыхал бача за спиной шипение. Оглядывается - это змей Зашипей.
– Косс-с-точки пасс-сёшь?
– прошипел змей.
– Что же мне теперь пасти?
– отвечает бача.
– Прежде я пас овечек. А теперь, когда от них остались одни косточки, сижу и печалюсь.
– Кто тебе сс-с-казал, что это овечьи косс-с-точки?
– прошипел змей.
– А разве нет?
– Ясс-с-ное дело, нет. Вчера сс-сюда приходили тури-сс-с-ты, они и осс-с-тавили сс-с-только обглоданных косс-с-точек!
Обрадовался бача, вскочил, расцеловал змея Зашипея и помчался к своему пастушьему шалашу. Да как помчался! Вдоль долины, вдоль реки - с ветром наперегонки! Увидал это один из тех, кто песни складывает, в песню его вставил, по ею пору та песня поётся. Прибежал к шалашу - и верно, пасётся его стадо, целёхонько, ещё и новые ягнята народились. Неудивительно, что в тот день бача в четвёртый раз поклялся никогда больше на зряшные деньги не зариться. "И думать о них позабуду, - решил бача.
– Лучше стану как следует за овечками доглядывать". И доглядывал. За то ему и счастье привалило. Шерсть да овечий сыр шли по дорогой цене, денежки к баче в карман так и сыпались. Ибо с деньгами так часто бывает: кто за ними высунув язык не бегает, к тому они сами идут.