Пробежка
Шрифт:
Грозный тридцатилетний капитан защебетал и полез обниматься, как девчонка, дождавшаяся милого дядюшку.
Устроившись в купе, она тут же потащила его в ресторан, заявив на неловкость Егора, что это приказ генерала, а она приказы выполняет. Тем более, что командировочными Лебедь не обидел. Болтушке позавидовала бы любая блондинка, но Егор заметил, каким цепким взглядом она просканировала закусывающую публику.
Оказалось, что к Лебедю она прибилась в Афгане, преданная вербовщиком, с которым она сбежала из Японии от отца-дипломата. Ветреная девчонка, влюблённая в хокку и карате, потеряла голову, а правоверный сдал её в обучение и пользование воинам джихада. В ближайшем же столкновении с шурави она помогла четырём духам обрести объятия гурий и сбежала к десантному родному и могучему. Увидев молодую копию жены, Лебедь растерялся как мальчишка, а потом рявкнул двум своим мордоворотам стеречь её до конца боя и с ранеными запихнуть в вертолёт. Она “одолжила” у солдатиков автомат и, мешая “банзай!” с “ура-а!”, поскакала как коза в психическую атаку по склону на оторопевших моджахедов. Русским стало стыдно огрызаться из-за валунов, и кинжальным броском духов смяли.
Так “дочь полка” и батальонный талисман провоевала полтора года до контузии Лебедя, а затем добавила ещё три, пока он учился в академии. Презирающие смерть бородатые духи цепенели при перехвате позывного “японаМа” и скатывались с позиции быстрее всех разномастных солдат удачи. Боевых орденов у командира диверсантов-шурави было больше, чем у Лебедя, и из афганской мясорубки она вышла уже офицером. Не потеряв ни одного из своих мальчиков, лейтенант привела их в охрану Лебедя, с которым растаскивала во всех горячих точках режущих друг друга нациков и фанатиков.
С детской непосредственностью подруги по песочнице она выпалила Егору всю свою жизнь и начала выпытывать, что будет там со всеми нами. Помогая Инне Лебедь снимать информацию с мобильника Егора, она умудрилась попасть на последний полёт своего генерала и разревелась после у того в кабинете, заработав разнос и двое суток губы. Пришлось уже и Егору заверять Майю, что они и пробуют упредить и переиначить его безвременье.
Уже давно его ни к кому так не тянуло: душа бередилась родством. По возрасту она годилась ему во внучки, но этот возраст был всего лишь возрастом тела; по жизненному опыту не уступала, а прочие условности глушил шальной позывной. Доверчивость и женская жажда любви смешались с выпитым вином в такую гремучую смесь, лунным бликом скользнувшую под его простыню, что Егор почувствовал, что ещё живой...
На небесном табло завидушка-луна бесстыдно меняла счёт в вечной игре М и Ж, когда ключом, отобранным у связанной в своём закутке проводницы, два амбала открыли дверь и вломились в тесное купе спального вагона. Лежащий снизу Егор почувствовал мгновенное женское сжатие, толчок - и пах нападающего раздробила майина пятка. Соскользнувшая тень уклонилась от пудового кулака, и ртутный лунный высверк сломал кадык медленно оседающей второй туши.
– Ни одному уроду не остановить меня, когда люблю, - шептала она, опять покрывая и вбирая его в себя.
– Догоняй меня, мой милый...
И он догнал.
Профессионально обыскав напавших, она, кроме пистолетов, ничего не нашла. Они дотащили тела до тамбура и выбросили в черноту откоса. Затем Майя, не включая свет, развязала проводницу и посоветовала ей всё забыть.
В купе она достала странно портативную для российской действительности армейскую рацию и доложила Лебедю о нападении. Тот чертыхнулся и приказал ей после передачи документов не возвращаться, а доставить Егора в Брест на оперативной машине.
Сон бежал от адреналина, но болтушка оказалась женщиной, с которой можно молчать. Она спрятала голову на его груди, а он, удивляясь неизъяснимой близости, гладил её волосы и собирал мурашек со спины.
В Брест добрались в середине дня. У двенадцатиэтажных башен по Гаврилова, в одной из которых когда-то жил Егор, они отпустили чекистов, дошли до гостиницы “Строитель” по Ленинградской. Оставив Майю отдыхать, он вернулся к своему дому.
Провалившись во времени, Егор не заморачивался его безумными теориями. Закон Мерфи “Если события могут развиваться по худшему из возможных путей, то так всё и случится” оборачивался надеждой, потому что худшее он уже видел. Дерево возможных результатов после его вмешательства выкинет ли параллельный побег, скорректирует ли егорову ветвь или размажется миражами - пока не разглядеть... Коль ухватил себя за волосы - тащи!
Во всех предполагаемых парадоксах не рекомендовалась одному лицу одновременно оказаться в одном миге и пространстве. Но надеясь, что за четверть века все частицы его тела, обновившись, уже не тождественны нынешнему хозяину квартиры, т.е. не коснёшься - не аннигилируешь, Егор позвонил в знакомую дверь.
Которую через пару долгих минут и... открыл сам себе. Усталость и недосып хозяина нивелировали разницу лет.
– Не помню, что сегодня пригнал?
– спросил Егор из коридора.
– Мерс... ты кто, что-то физия знакома?
– Веди к зеркалу - поймёшь.
Зеркало подтолкнуло интуицию, и Егор образца 91-го ущипнул себя и вознамерился было хлопнуть по плечу гостя, но тот уклонился и крикнул:
– Друг друга не касаться!
Младший понял, что это не сон только на кухне после третьего бокала и подробностей, спрятанных в памяти ниже плинтуса. Плюс прослушав исторический экскурс на четверть века и задуманное развитие нынешней ситуации, просьбу о деньгах и документах, координаты Майи и Лебедя на случай форс-мажора...
Пока Егор предупреждал младшего о будущих подводных камнях по жизни и в здоровье, советовал отойти от перегона, открыть с московскими парнями бизнес по компьютеризации страны и помогать Лебедю, вернулись с работы жена и сын с продлёнки. Девятилетний Тимоха с радостью убежал тестировать царский дядин подарок-смартфон, в котором всё лишнее было стёрто, а ошарашенная жена двух мужей явно побаивалась откровений старшего.
Просмотрев фильм о будущем страны и увидев фото внучки, Егор-младший достал деньги, полученные утром за пригнанную машину, и протянул паспорт. В этот момент влетел взбудораженный своим сокровищем Тимка и, запрыгнув в избытке чувств на спину отца, толкнул его на такого похожего “дядю”...
... который споткнулся, но удержался на беговой дорожке, увидев свою радость, бежавшую к нему с раскинутыми руками. Когда она прыгнула к нему на грудь, он понял, что никуда не запараллелил, страна не исчезла, всё образовалось, и он любит эту кроху больше всего на свете...
А многослойная задница, в которой трепыхались, осталась только лирическим отступлением.
<