Проблема №1, или Тринадцать уколов
Шрифт:
— Про страшный пистолет забудь, не было его, — я приветливо оскалился юному любовнику, — ты просто по доброте душевной решил подвезти замерзшего полудохлого странника. Ты ведь всегда так поступаешь. Сейчас куда?
— В Нарву, — сказал юноша, из-за моих приветливых слов возвращая себе наглый уверенный вид.
— А машина чья?
— Моя, — отозвалась дамочка.
— Выходит, дружок, тебе с этой машиной не по пути.
Я знал, что деньги, все 400 000, оказались у таинственного товарища Протея. Конечно, являться к нему в светлое время суток было безопаснее, но в восхищенных зрителях я не нуждался…
Несмотря на однообразную застройку некрогородка, быстро нашел его капитальную могилу c с внушительным гранитом. Таинственный Леон Симонович Фурц, что
И вот уже показалась дверь, то есть крышка гроба. Дверь открывается и передо мной собственной персоной — товарищ Протей. Конечно, бледненький, зелененький, но никак не поверишь, что он тут семь годов отлежал. И костюмчик у лежащего гражданина хорошо сохранился. Даже стрелки на брюках присутствуют, хотя находится Леон Фурц в той столовой, где едят нас, а не наоборот.
Вот лежит, обнявши чемоданчик, пропавший три часа назад из купе скорого поезда «Петербург-Москва». Отдай, уважаемый. Я понимаю, хочешь передать какому-нибудь своему ученику, но мне нужней. Откажись по-хорошему.
Я, продолжая увещевания, потихоньку тяну портфель. Не очень-то поддается. Уперся тогда ногой в кости — извините, нечаянно — и рванул на себя. Мертвец тут неожиданно сел, а я, повинуясь силам инерции, отлетел и стукнулся спиной да затылком о бортик ямы. А он со следующим рывком уже на ноги поднялся. Проклятый энергетический импульс, что двигает мертвыми костями — откуда он только взялся? Я бью немирного покойника левой в челюсть — все равно, что по деревяшке — потом стреляю два раза в упор. Его тряхнуло, послышалось икание, не более того. Он хватает меня за плечи, ох, как пальцы впиваются — я едва блоки руками поставил, чтоб до горла не добрался, — и тянется длинными зубами, сволочь небритая.
Я упираюсь ногой, но зомби давит, как грузовик. Я, продолжая упираться, ловлю рукой черенок лопаты и делаю еще один упор. Потом — хрясь — ударом башмака ломаю мертвецу коленку. Тут он начинает заваливаться, еще цапает зубами штанину, но мне удается отпихнуть его. Леон Фурц падает на чемоданчик, руками-граблями — упорная бестия — цепляет меня за ногу, пытается в гроб затащить. Я вовремя поднимаю лопату и, вложив все силы, а то и больше, остро отточенным лезвием снимаю ему башку. Вместо крови тянется со среза какая-то белесая жижа, похожая на кремниевую кислоту, но товарищ Протей угомонился, и его бурная деятельность, наконец, стала полностью достоянием прошлого. Брось свои штуки и делайся, Леон Симонович, честным мертвецом. Почтительно отодвигаю труп лопатой и беру чемоданчик. Заодно и отечественные орденские планки — пусть ему англичане от себя заслуженный орден дадут.
Вылез из ямы, спешно побросал вырытый грунт обратно, даже плиту вернул на место. Подбросил я на радостях портфельчик, а он почему-то не стал ловиться. Завис в воздухе и — какого-то хрена — принялся таять-таять…
Боря открыл глаза на койке в двухместном купе спального вагона поезда «Петербург — Москва» при подъезде к столице нашей (и вашей) родины. Чемоданчик с деньгами смирно, как ни в чем не бывало, отдыхал на груди.
Видимо, доктор, выходя из купе, сунул его в багажник, под нижнюю полку. Лишь когда сцеволин встряхнул Бориса, он все понял и лунатически вынул оттуда чемоданчик, однако в галлюцинации деньги были якобы выужены из могилы.
Но Лямин поостерегся бы утверждать, что все события ограничились этим купе. А если случилось как раз то, что привиделось? Допустим, один знатный вампир настолько усилил свои способности за счет употребления предшественников сцеволина, что сохранил свою силу, даже пребывая в подземной квартире. Пробил пространство и свистнул чемоданчик, чтобы потом отдать любимому ученику. Но тут вмешался
По обе стороны пути уже раскидывалась Москва. А вечером Лямин мог вернуться в Питер, потому что передал победную сумму денег своему дядьке, который и принялся обращать наличку в безналичные с усердием, зависящим от своих комиссионных.
Не удержался Борис, навестил Фалалеева, поведал о схватке в поезде и посоветовал проверить две личности — Фурца и того, кто сейчас живет в его квартире. Фалалеев-молодец не стал в душу лезть, только посоветовал Лямину, как бы в шутку, держать на привязи свое астральное тело. Потом следователя не было видно и слышно с неделю. Боря уже думал — в одну дырку Илье влетело, в другую вылетело. Да вдруг старший лейтенант проявился.
Приехал уже в виде приятеля, из-за пазухи литровка подмигивает. Однако разговаривать о девушках свежеиспеченные друзья не стали.
— Лямин, один институт провел полный анализ нашего друга сцеволина. Дело оказалось в том, что он серьезно растормаживает подкорку, особенно в задних долях, и возбуждает двигательные центры. Одновременно производит их блокирование, поэтому иннервация мышц остается незначительной. Вдобавок активизируются какие-то тельца… тельца Шеффера, что ли. Они присутствуют под черепной крышкой далеко не у всех граждан.
— А тельца эти не смахивают, случаем, на антенны?
— Ладно, хватит о всякой фигне, я просто выучил несколько фраз. — Фалалеев провел ладонью по круглой голове, как бы стирая ненужные ведения. — Фурц, кстати, личность веселая, есть кое-что о нем в материалах следствия, проводившегося в 1937. Родился в австрийском Лемберге, что нынче Львов. После февраля 1917 года разлагал русские войска на фронте Первой мировой и охотился на русских морских офицеров в Гельсингфорсе. В марте 1918 готовил корабли Балтфлота к затоплению, а в мае участвовал в аресте начальника морских сил на Балтике Алексея Шастного. Того самого, который дважды сохранил корабли — и от сдачи немцам в Гельсинфорсе, и от затопления в угоду англичанам в Петрограде — за что и был расстрелян Троцким. Схожими вещами — утоплением Черноморского флота — занимался Фурц и в Новороссийске, только более успешно. Потом Фурц с Блюмкиным на восток ездил, чуть ли не в Тибет, а в Стамбуле эти двое встречались с Троцким. Леон Симонович получил в 1937 году заслуженный, надо полагать, срок, но потом случилась реабилитация и Андропов ему опять пост дал. А в перестройку оный экземпляр издал немалым тиражом мемуары о том, как сильно пострадал от культа личности. Узнали мы и насчет… ученика. Он птенец того самого гнезда, где наседкой являлся Фурц. В гнезде активно баловались психотропной химией. То-то у нас народ начал лихо, не задумываясь, страну собственную разрушать, чтобы опять заморский дядя порадовался. А нынче ученичок этот и, возможно, биологический наследник Фурца, по имени Оскар Леонович Сапожков, командует малым предприятием «Последнее лекарство». Судя по названию, оно якобы предается фармацевтике. При том прячется, юридический адрес ложным оказался. Но мы фирму Сапожкова вычислили. Так вот, доктор Лапеко именно там получал сцеволин, который, впрочем, расходовал на других, на вырученные же деньги приобретал себе обыкновенную наркоту.
— Значит, сцеволин проходил испытания?
— Это уж слишком… кончай поражать проницательностью, Борис.
— Ну, а этот ваш институт может объяснить, что, по большому счету, происходило, после того как я принимал дозу?
— Там только анализ сделали. Так что объяснять тебе придется.
— Я, набравшись сцеволина, сволочина этого… — Боря осекся.
— Смелее, ты ж бывший пионер. Набравшись этого сцеволина, ты захомутал доктора, чьи мозги были изрядно ослаблены наркотиками. Ты нездорово подавлял, он нездорово подчинялся. Отчего, не долго думая, прикончил гражданин Лапеко троих… нет, даже четверых. Я готов чистосердечно признаться, что ты, Борис, не такой, как все. Из десятков шизиков и психов, которые прошли строем через одаряющие сцеволином руки доктора, только в тебе он почуял хозяина.