Проблема служения
Шрифт:
— Понимаешь, сынок, овцы — это животные, которых называют домашними. Так же, как и собак. Так вот, мы умеем приручать овец и собак, чтобы они охраняли этих овец. Но там, где нужно что-либо предпринять, если случится нечто неожиданное, необходим человек.
— Вот здорово, папа, — сказал тогда он, опираясь на огромный посох. — Тогда почему же вы не приручите человека?
Отец рассмеялся.
— Что ж, есть люди, которые пытаются это сделать, — сказал он, глядя вдаль, за холмы. Голос его стал жестким. — И это у них получается все лучше и лучше. Единственная трудность заключается в том, что, стоит только приручить человека, как он уже и в пастухи не годится. Прирученный человек становится глупым и ко всему безразличным. Не жди тогда уже от него пользы. Ему на все наплевать. Именно в этом, как понял потом Гаромма, и заключалась вся трудность задачи. Слуга Безопасности по самой природе своих обязанностей
Так же, как придется уничтожить и нынешнего Слугу Безопасности. Единственное, что сейчас волновало Гаромму — дьявольская полезность этого человека. Приходилось так рассчитать время для подобной акции, чтобы как можно дольше продлить функционирование этой редкостно одаренной личности, которая в совершенстве выполняла свои обязанности и которую все-таки приходилось убирать в тот момент, когда опасность ее перевесила ценность. И поскольку при надлежащем человеке, занимающем эту должность, опасность существовала с самого начала, следить за весами нужно было очень внимательно и непрестанно… Гаромма тяжело вздохнул. Эта проблема фактически являлась единственной неприятностью в мире, который по сути своей был сконструирован им таким образом, чтобы доставлять ему радость. Она всегда неотлучно преследовала его, даже во сне. А прошлая ночь вообще была сплошным кошмаром.
Моддо снова прикоснулся к его колену. Гаромма встрепенулся и одарил его благодарной улыбкой. Забываться не следовало никогда. Толпы остались позади. Перед ним плавно распахнулись огромные металлические ворота Центра Воспитания, и машина с грохотом проехала внутрь. Как только моторизованная полиция с форсом отъехала в сторону, ее функции перешли к вооруженным охранникам Центра, одетым в хрустящие белые мундиры. Гаромма с помощью обеспокоенного Моддо выкарабкался из машины под оглушительные, волнующие звуки Гимна Человечества, исполняемого хором Центра в сопровождении оркестра Центра:
Гаромма трудится ночью и днем, Бремя планеты возлегает на нем.
Нет у Гароммы ни ночи, ни дня — Ради тебя и ради меня!
После пяти куплетов, обязательное исполнение которых было предусмотрено протоколом, оркестр грянул «Гимн Просвещения», и по ступенькам здания сошел Помощник Слуги Просвещения — статный молодой человек с безупречными манерами. Он простер руки и его «Служи нам, Гаромма!» было формальным, но безукоризненно выполненным. Он посторонился, пропуская вперед Гаромму и Моддо, а когда они стали подниматься по ступенькам, повернулся и с гордо выпрямленной спиной последовал за ними. Дирижер хора держал певцов на высокой, исполненной полнейшего обожания, ноте.
Они прошли под огромной аркой, на которой был высечен лозунг «Все должны учиться у Слуги для Всех», и проследовали внутрь здания по широкому центральному коридору. Блеклые лохмотья на Гаромме и Моддо развевались за их спинами. Выстроившаяся вдоль стен мелкая служивая сошка нараспев скандировала: «Служи нам, Гаромма, служи нам, служи нам!» В этих криках уже не ощущалось той безумной страсти, которой были охвачены толпы на улице, отметил про себя Гаромма, но тем не менее, они были в должной мере пылкими. Он поклонился и украдкой взглянул на неотступно следовавшего за ним Моддо. И едва сдержал улыбку — таким неуверенным, взволнованным, совсем не похожим на себя выглядел Слуга Просвещения. Бедняга Моддо! Он был просто не предназначен для столь высокой должности. И совсем не был похож на наиболее важное лицо правящей элиты. Вот это-то и было одним из тех факторов, которые делали его незаменимым. Моддо был умен как раз настолько, чтобы понимать собственную неадекватность. Без Гароммы он до сих пор занимался бы проверкой статистических данных в поисках мелких расхождений в каком-нибудь из вспомогательных отделов Службы Воспитания. Он понимал, что недостаточно силен для того, чтобы стоять на ногах самостоятельно. И не был в должной мере изворотлив, чтобы обзавестись полезными сообщниками. И поэтому ему, единственному из всех Слуг Кабинета, можно было доверять полностью.
В ответ на робкое прикосновение Моддо к плечу Гаромма прошел в большой зал, специально для него пышно убранный, и взобрался на небольшую позолоченную платформу в дальнем его конце. Сел на грубый деревянный трон, возвышавшийся на платформе. Мгновением позже Моддо занял место на ступеньку ниже, а еще одной ступенькой ниже расположился Помощник Слуги Просвещения. Зал постепенно заполнился одетыми в белые мундиры роскошного,
Поднялся Помощник Слуги Просвещения и, повернувшись лицом к Гаромме, охарактеризовал новые цели — полный контроль — противостоящие устаревшему довольству прежней администрацией 95 процентами. Потом он начал рассуждать о новых, широкомасштабных механизмах внушения страха и об ускоренных методах психометрической профилактики на ранних стадиях, с помощью которых должны быть достигнуты эти цели. Все методы, разработанные «под мудрым руководством непогрешимого вдохновителя Гароммы, Слуги для Всех, дали в результате то, что проведенная через несколько лет проверка показала, что количество независимых юношеских умов сократилось до одного процента. Собравшиеся боготворили при этом каждый вздох, вырывающийся из груди их Слуги. Помощник Слуги Просвещения отметил, что затем прогресс замедлился. Новыми методами воспитания было охвачено большинство наиболее способных детей, однако все еще оставалось твердокаменное ядро психологических неудачников, которые не могли приспособиться к окружению, преобладающему в их социальной среде. В течение нескольких лет в муках родилась такая методика воспитания, которая давала возможность даже неудачникам вписаться в общество, главной характеристикой которого являлось обожествление Гароммы, а еще через несколько лет выборочные проверки показали, что количество носителей отрицательных реакций стало уменьшаться до нуля: 0,016%, 0,007%, 0,0002%.
Наконец, наступил нынешний год. И что же?
Помощник Слуги Просвещения сделал паузу.
Пять недель тому назад состоялся очередной выпуск молодых людей, прошедших Единую Систему Просвещения. Была проведена обычная проверка в масштабах всей планеты. Потом — сравнение и повторная проверка. Результат оказался поразительным — отрицательная реакция составила ноль процентов выпускников, вплоть до самого последнего десятичного знака! Контроль стал полным и всеобъемлющим. В зале вспыхнула овация, в которой принял участие и сам Гаромма. Затем он наклонился вперед и по-отечески, как обращаются с любимой вещью, возложил руку на голову Моддо. Узрев такое необычное оказание чести своему шефу, собравшиеся разразились приветствиями.
Воспользовавшись шумом, Гаромма тихо спросил у Моддо:
— А что известно об этом широким массам? Что ты им говоришь на сей счет?
Крупное лицо Моддо с выступающими скулами повернулось к Гаромме:
— Что это — праздник, главной целью которого является нечто такое, что по душе их Слуге. Напускаю побольше туману, чтобы могли радоваться этому вместе с ним.
— Своему собственному рабству… Мне это на самом деле по душе. — Гаромма долго смаковал наслаждение неограниченного господства. Но в его вкусе появилась некая кислинка, и он, вспомнив, решительно проговорил: — После обеда я хотел бы заняться вопросом, касающимся Слуги Безопасности. Начнем, как только отправимся отсюда. Слуга Просвещения кивнул.
— На этот счет у меня есть некоторые мысли. Как вы понимаете, все не так просто. Взять хотя бы проблему преемника.
— Да, это так. Может быть, подождем еще несколько лет, и, если только нам удастся подтвердить результаты проверки и распространить наши методы на людей более старшего возраста, сможем начать ликвидацию Службы Безопасности вообще.
— Может быть. Однако прочные убеждения менять гораздо труднее. И вам всегда нужна будет Служба Безопасности в высших эшелонах государственного аппарата. Но я сделаю все, что в моих силах. Все, что в моих силах.