Проблески золотого детства
Шрифт:
Позднее, моя Нани и я вдвоем посмеялись. Я сказал ей: «Он даже не посмотрел на тебя».
Она сказала: «Он не мог, потому что он, должно быть, боялся, что я скажу: «Замолчи! Не мешай ребенку», - таким образом он избежал меня. Единственный способ избежать меня был не мешать тебе».
В действительности, он закрыл глаза, как будто медитируя. Я сказал ему: «Нана, великолепно!
– ты разгневан, кипишь. Внутри тебя огонь, но, несмотря на это, ты сидишь с закрытыми глазами, как будто медитируешь. Твой гуру зол из-за того, что мои вопросы раздражают его. Ты зол, потому что твой гуру не может ответить. Но я говорю, что этот человек, который проповедует здесь,
И с тех пор я говорил так. Я немедленно распознаю идиота, где бы он ни был, кем бы он ни был. Никто не может избежать рентгена моих глаз. Я могу сразу увидеть умственную отсталость, или что-либо другое.
Как-то я дал одному из моих саньясинов авторучку, которой я написал его новое имя, на память, что это ручка, которую я использовал в начале его новой жизни, его саньясы. По там была его жена. Я даже предложил его жене стать саньясином. Она хотела и не хотела — вы знаете, каковы женщины: то так, то эдак; никогда не знаешь точно. Даже когда они показывают правую руку из автомобиля, не знаешь, действительно ли они повернут направо. Они могут почувствовать ветер, или, кто знает — они могут сделать все, что хотят. Та женщина была обычной, слабой… совершенная женщина в некотором смысле. Она хотела сказать «да», и, тем не менее, не могла сказать это. Она хотела сказать «нет», и, тем не менее, не могла сказать это — такой тип женщины. И помните, что таких — девяносто девять и девять десятых процента всех женщин на земле; не входит только одна десятая процента. Иными словами, эта женщина очень типичная.
Все же я пытался соблазнить ее — в саньясу я имею в виду! Я немного играл в свою игру, и она подошла очень близко к тому, чтобы сказать да, когда я остановился. Я также не так прост, как может показаться со стороны. Я не имею в виду, что я сложен, я имею в виду, что я могу видеть вещи так ясно, что иногда мне приходится брать назад мою простоту и ее приглашение.
Когда она была очень близко от того, чтобы сказать да, она сжала руку своего мужа, который теперь был саньясином. Я смотрел на него и видел, что он хочет освободиться от этой женщины. Она достаточно измучила его. В действительности, он надеялся, что через принятие саньясы эта женщина пощадит его и добровольно оставит его. Я мог видеть его замешательство, когда я пытался соблазнить его жену стать саньясином. В своем сердце он говорил: «Боже мой. Если она станет саньясином, тогда даже в Пуне я не смогу расслабиться».
Он хотел стать частью этого ашрама. Он богатый человек к владелец многомиллионного дела, и он хотел пожертвовать все ашраму. Он боялся… Я могу видеть снова и снова этого саньясина и его жену.
Между ними не было моста, и его не было никогда. Они были просто английской парой, вы знаете… Бог знает, почему они поженились — а Бога не существует. Я повторяю это снова и снова, потому что я всегда чувствую, что вы можете подумать, что Бог действительно знает! Бог не знает, потому что Он не существует.
Бог — это слово, такое же, как «иисус». Оно ничего не значит, это просто восклицание. Вот история, говорящая о том, как Иисус получил свое имя…
Иосиф и Мария забрали своего ребенка из Вифлеема. Мария сидела на осле с ребенком. Иосиф шел впереди и вел осла. Вдруг он споткнулся, ударившись ногой о камень. «Иисус!» - воскликнул он. А вы знаете женщин…
Мария сказала: «Иосиф! Я думала, какое имя дать нашему новому ребенку, и прямо сейчас ты произнес правильное имя — Иисус!»
Вот как бедный ребенок получил свое имя. Это не совпадение, что когда вы случайно ударяете молотком по руке, вы восклицаете: «Иисус!» Не думайте, что вы вспоминаете Иисуса; просто вспомните бедного Иосифа, который ударился ногой о камень.
Когда я прекращу дышать, Деварадж будет знать, что делать. Хотя он частично еврей… но все же он человек, которому можно доверять. Я знаю, что он не верит, что он частично еврей. Он думает, что часть его семьи могла быть евреями, но он нет! Это путь всех евреев, даже частичных евреев. Кажется, что он совершенен. Еврей — всегда совершенный еврей, по правде говоря. Только одной капли еврейства в вас достаточно, чтобы сделать вас совершенным евреем.
Но я люблю евреев и доверяю евреям. Только посмотрите на этот Ноев Ковчег: в нем два с половиной еврея. Я совершенный еврей без всяких сомнений. Девагит — не совершенный еврей, просто еврей. Деварадж частично еврей, и прилагает все усилия, чтобы скрыть это — но это только делает его еще более евреем. Нельзя спрятать еврейство. Куда вы спрячете свой нос? Это единственная часть во всем теле, которая остается не спрятанной. Вы можете спрятать все, кроме вашего носа, потому что вам придется дышать.
Я говорил, что Иисус, даже Иисус, это не имя, а только восклицание, произнесенное Иосифом, когда он споткнулся о камень. Также и Бог. Когда кто-либо говорит: «Боже мой!» — он не подразумевает, что верит в Бога. Он просто говорит, что он недоволен, если есть кто-нибудь на небесах, чтобы его слушать. Когда он говорит: «Боже!» — он просто имеет в виду то, что написано на многих правительственных документа: «Тем, кого это касается». «Боже мой!» просто означает «Тем, кого это касается», или, если никого нет, тогда «Извините, это никого не касается. Это просто восклицание и я не могу не употреблять его».
Сколько времени?… потому что я задержался на полчаса и не хочу, чтобы вы тоже задерживались. Один раз я тоже могу быть милым. Просто для напоминания, вы были замечательны все это время. Очень хорошо. Даже когда все хорошо, я знаю, как сказать «достаточно»…
Это потрясающе прекрасно.
Так прекрасно.
Все.
БЕСЕДА ВОСЬМАЯ
Я говорил о случае, который, безусловно, является важным для того, чтобы понять то, что происходило в моей жизни… и это все еще живо для меня…
Между прочим, я говорил, что я все еще помню, но слово «помню» неправильное. Я все еще могу видеть все происходившее. Конечно, я был только маленьким ребенком, но это не значит, что то, что я говорил, не принималось всерьез. В действительности, это единственная серьезная вещь, о которой я когда-либо говорил: самоубийство.
Западным людям может показаться грубоватым, если задать монаху - который почти как священник для джайнов - такой вопрос: «Почему ты не совершаешь самоубийство?» Но будьте милостивы ко мне. Позвольте мне объяснить, прежде чем вы сделаете вывод или прекратите меня слушать.
Джайнизм — это единственная религия в мире, которая уважает самоубийство. Теперь ваша очередь удивиться. Конечно, они не называют это самоубийством; они дали этому прекрасное метафизическое название - сантхара. Я против этого, особенно против того способа, как это было сделано. Это очень насильственно и жестоко. Странно, что религия, которая верит в ненасилие, должна проповедовать сантхару, самоубийство. Вы можете назвать это метафизическим самоубийством, но самоубийство есть самоубийство; название не имеет значения. Значение имеет то, что человек больше не живет.