Пробудившийся любовник (Пробужденный любовник)
Шрифт:
Тор нахмурился.
— Хм… Это не очень умну, сынок. Тебе нужна охрана.
«Тогда пусть это будет кто-то другой. Не ты».
Джон не смог посмотреть в глаза Тору, когда повернул блокнот. Повисла тишина.
Голос Тора стал совсем низким.
— Хорошо. Э-э-э… Ладно. Может, Бутч сможет отвезти тебя.
Джон закрыл глаза и выдохнул. Кем бы ни был этот Бутч, он ему вполне подходил.
Тор завел мотор.
— Как ты захочешь, Джон.
Джон. Не «сынок».
Они выехали с парковки, а в его голове крутилась лишь одна единственная
Глава 13
Повесив трубку, Бэлла почувствовала такую бурю чувств в груди, что, казалось, она вот-вот должна была взорваться. Ее хрупкие кости и тонкая кожа были не в состоянии выдержать такой накал эмоций.
В отчаянии она оглядела комнату, разглядывая нечеткие, размытые мазки картин, написанных маслом, антикварную мебель, лампы, сделанные из восточных ваз… и Фьюри, уставившегося на нее с кушетки.
Она напомнила себе, что она, как и ее мать, аристократка. Так что ей придется, по крайней мере, притвориться, что она взяла себя в руки.
— Спасибо, что остался здесь, пока я звонила семье.
— Конечно, я все понимаю.
— Моя мать была… очень рада услышать мой голос.
— Могу себе представить.
Ну, по крайней мере, она выразила это словами. В остальном она была совершенно спокойна. Как всегда. Боже… Эта женщина была похожа на тихие стоячие воды, неколебимые никаким земными событиями, даже самыми ужасными. И все из-за преданности Деве-Летописице. По мнению мамэн [38] , все случавшееся имело на то причину… и ничто не было достаточно важным.
38
Мамэн — мать. Слово используется и в качестве идентификатора, и в качестве ласкового, уважительного обращения.
— Моя мать… очень рада. Она…
Бэлла замолчала.
Она ведь уже говорила это, так ведь?
— Мамэн была… она, действительно, была… она была рада.
Но было бы лучше, если бы она, по крайней мере, лишилась дара речи от радости. Или продемонстрировала любую другую эмоцию, кроме блаженного принятия духовного просвящения. Да ради Бога, она ведь похоронила дочь и стала свидетелем ее воскрешения. По идее, это должно было вызвать хоть какую-то эмоциональную реакцию. Но вместо этого, мать говорила с ней так, словно они только вчера общались по телефону, а за последние шесть недель ничего особенного не произошло.
Бэлла снова взглянула на телефон. Обхватила себя за талию.
Без малейшего предупреждения она вдруг открыто зарыдала. Всхлипы вырывались словно чихание: быстрые, тяжелые, обескураживающие своей яростью.
Матрас прогнулся и сильная рука обхватила ее за плечи. Она попыталась оттолкнуть ее, зная, что воин не захочет иметь дела с подобной смазливой слабостью.
— Прости меня…
— Все нормально, Бэлла. Обопрись на меня.
О,
Наконец успокоившись, она почувствовала, что ей стало легче, но не в хорошем смысле этого слова. Злость наполняла ее, придавая телу контуры и вес. Но кожа становилась все более хрупкой, словно превращаясь решето, и Бэлла просачивалась сквозь нее, растворяясь в воздухе… превращаясь в ничто…
Она не хотела исчезнуть.
Выдохнув, она выбралась из объятий Фьюри. Она моргала, пытаясь очистить помутившийся взгляд, но остатки мази на веках мешали этому. Боже, что с этот лессер с ней сделал? Она чувствовала, что это было что-то нехорошее…
Она потянулась к своим векам.
— Что он со мной сделал?
Фьюри просто покачал головой.
— Это так ужасно?
— Все кончилось. Ты в безопасности. Только это имеет значение.
«Ничто не кончилось», — подумала она.
Но потом Фьюри улыбнулся, его желтый взгляд стал удивительно нежным, словно бальзам, наложенный на раны.
— Может, будет легче, если ты переедешь домой? Если так, мы найдем способ доставить тебя туда, несмотря на то, что рассвет будет совсем скоро.
Бэлла представила свою мать, и просто не смогла думать о том, каково это будет — жить с ней под одной крышей. Не сейчас. Еще одну большую проблему представлял собой Ривендж. Если он увидит на ней хоть царапинку, он просто сойдет с ума. А ей меньше всего хотелось иметь брата, вышедшего на тропу войны против лессеров. Она хотела, чтобы жестокость прекратилась. Насколько она понимала, Дэвид сейчас медленно катился в ад, и ей не хотелось, чтобы кто-то, кого она любила, пострадал, пытаясь ускорить этот процесс.
— Нет, я не хочу уезжать домой. Только после того, как я окончательно поправлюсь. Я так устала… — Ее голос затих, когда она взглянула на подушки.
Через мгновение Фьюри поднялся.
— Я в соседней комнате, если вдруг понадоблюсь.
— Возьмешь свою куртку?
— О, да… Давай посмотрим, есть ли здесь халат. — Он исчез в гардеробной и вернулся с перекинутой через руку черной атласной тканью. — Фритц готовит гостевые комнаты для мужчин, так что он, скорее всего, просто огромный.
Она взяла халат, и он отвернулся. Когда она выскользнула из кожаного бушлата, холодный воздух мгновенно вцепился в кожу миллионами иголочек, и она быстро завернулась в атлас.
— Готово, — сказала она, благодарная за его вежливость.
Он снова повернулся, и она протянула ему куртку.
— Я постоянно говорю тебе «спасибо», так ведь? — Прошептала она.
Он долго смотрел на нее. Потом медленно поднял куртку к лицо и сделал глубокий вдох.
— Ты…
Его голос оборвался. Он отбросил бушлат в сторону. Странное выражение застыло на его лице.