Пробуждение барса
Шрифт:
Разведочный отряд Эрасти отправился на Гостибские высоты. Через несколько дней Эрасти признал в обезглавленном старике известного картлийским деревням Бадри, пользовавшегося за прозорливость суеверным уважением.
Царь приказал похоронить его на Гостибских высотах и поставить памятник — часовню с надписью на дверях: «Не пожертвую вечной жизнью временной, не буду предателем царя и отечества».
До поздней ночи подсчитывали добычу — брошенный Татар-ханом караван с трофеями персидской войны: мешки с серебром, с золотом в изящных изделиях, серебряные и золотые шашки, сабли, дротики, копья и табуны коней с седлами. По совету Саакадзе в этот же день был отправлен подарок шаху Аббасу: отбитые пленники-персияне, три тысячи турецких голов, надетых на пики, конь обезглавленного голубоглазого паши с золотым седлом и саблей, украшенной драгоценными камнями, тысячи дротиков.
Это был политический намек на мощь Картли. Шах Аббас, радуясь поражению ненавистного врага, так и оценил смысл подарка. Он еще раз убедился в правильности своего выбора и решил теснее связаться с Саакадзе.
И народ понял значение своей воли и уверовал в непобедимость Великого Моурави.
Огромные трофеи обогатили царя, князей и даже азнауров, но Саакадзе свою долю просил царя раздать добровольным дружинникам, пришедшим из картлийских глубин. По настойчивому совету Саакадзе, царь, отпуская домой крестьян, объявил: все участники этой войны будут освобождены от подати на год.
Зная, сколько средств затратил Саакадзе на войну, князья поразились его бескорыстию.
Луарсаб особенно наградил «Дружину барсов», зачислив Дато и Ростома в свою свиту с правом свободного входа в Метехи, а остальным азнаурам дал звание начальников царских дружин, обещав подумать о расширении земель.
Восхищенный царь тут же возвел Саакадзе в князья и назначил его моурави Тбилисским, Двалетским и Цхинвальским и подтвердил тарханную грамоту на право свободного входа в Метехи. Желая подчеркнуть благодарность герою, царь выразил желание отпраздновать победу Сурамской битвы в замке Носте.
Польщенный Саакадзе горячо поблагодарил царя и пригласил всех князей и азнауров в Носте на царский пир.
То же приглашение повторил Саакадзе всем крестьянам дальних и ближних деревень.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВОСЬМАЯ
Скачут настороженные телохранители, пронзая острым взором сонные кусты. Не притаился ли стамбульский кинжал, не подстерегает ли Моурави исфаханское копье?
Но спокойны зеленые папахи деревьев, спокоен синий щит неба, спокойна холодная тропа.
Скачут веселые всадники, почтительно крутит ус Шалва Ксанский, гордо улыбается Нугзар Арагвский.
Но через головы князей, через высоты Негойские видят властные глаза Саакадзе кровавые бури будущих битв… «Береги коня», — слышит Георгий тревожный возглас. Мучительно ловит прошедшее память, и Георгий видит зияющую пропасть и напряженную руку Нугзара на своих поводьях.
Азнауры, бряцая оружием, азнаурки, шурша нарядами, дружинники, крестьяне в новых чохах, воинственные крестьянки с кинжалами за лентой входили в широко распахнутые ворота Носте.
На базарной площади столы с угощением. Режут баранов, птицу, готовят сласти, раскупоривают кувшины с вином, выкатывают трясущиеся бурдюки. Пряный запах горячего меда, щекочущий ноздри индийский перец, аромат бархатных персиков и аппетитный запах сациви наполняют воздух.
Кроме гостеприимства, Саакадзе рассчитывал на впечатление и разговоры дальних крестьян, рассчитывал на желание воинственных девушек остаться в Носте, рассчитывал на желание дружинников в каждой деревне видеть Носте.
Приехали из Тбилиси со своей зурной веселые амкары-оружейники.
Целый день ели, пили, танцевали. Носте разоделось в пестрые ткани, ковры и цветы. Ждали царя.
Русудан с восхищением думала: "Георгий когда-то обещал: «Может, гордиться мною будешь…» Царь первый к ней едет. Не просто едет — Георгий заставил…
Хорешани, помогая Русудан, мысленно определила, сколько удовольствия доставит царице Мариам посещение Лаурсабом Носте.
От главных ворот до замка на посыпанной влажным песком улице разбросаны душистые ветки и цветы. По сторонам дороги колышется живая цепь. На пригорках, на крышах — разодетые толпы. Женщины с грудами цветов, с дайрами, мужчины с сверкающим оружием, пандури, зурна…
Песня, визг стрел, удары сабель встретили Луарсаба. Впереди царя, под оглушительный гром дапи, под свист сабель, перезвон дайр, неслась в пляске молодежь.
Дато и Ростом вели под уздцы коня царя, Димитрий — коня Нестан, Элизбар — коня Гульшари, коней всех придворных князей и княжен вели молодые азнауры.
Навстречу царю вместе с дикими выкриками восторга летели цветы, бурные приветствия, звонкие песни.
Луарсаб невольно вспомнил прошлогоднее путешествие по Картли и украдкой обернулся на все время изысканно улыбающегося Шадимана…
Мухран-батони, Амилахвари, Цицишвили, Джавахишвили, Баака Херхеулидзе, Зураб Эристави, светлейший Симон, владетельные князья и большая свита придворных, окружая Луарсаба, выражали удовольствие остроумной встрече.
Русудан, Тэкле и Хорешани, окруженные разодетыми азнаурками и красивыми девушками Носте, ждали у ворот замка. По правую сторону ворот — Нугзар, настоятель Трифилий, Шалва, азнауры, Тэкле с двумя черными косами до пят, с белоснежными розами в руках заставила мужчин щуриться, словно от солнца.
Саакадзе стоял за воротами, окруженный близкими азнаурами и стариками крестьянами.
Взметнулись пики стражи, звуки бубнов, Саакадзе бросился вперед, помогая Луарсабу сойти с коня. Ликующая полна вплыла в ворота замка. Радостные восклицания, взволнованные приветствия. Луарсаб обнял Саакадзе и выразил удовольствие видеть замок героя. Он изысканно склонился перед Русудан и поцеловал развевающиеся на ленте жемчужные цветы.
— Царь, будь благосклонен, сестра моя Тэкле приветствует тебя.