Пробуждение барса
Шрифт:
— Не надо сразу много — заболеет, — вздохнула Маро, решительно отодвинув блюдо. — Будешь сыт у нас, и одежду завтра найду… Мать тоже сейчас кушает, — добавила она, угадывая мысли сына.
— Большая у вас семья, Эрасти? — спросил Георгий.
— Нет, господин. Отец, мать, еще два брата маленьких, есть и сестра, бабо тоже есть. Сестра больная, ноги совсем плохо ходят, люди говорят — от голода. Бабо тоже не работает, старая, на них долю надсмотрщик не дает. Нам тоже мало дают, не хватает, а работаем много. У кого все здоровые
Мальчик испуганно замолк и вскочил из-за стола.
Маро тихонько вытерла слезы.
— Эрасти, ты сколько можешь на себе нести? — спросил Георгий.
— Сколько прикажешь, господин, разве месепе смеет отказываться?
Георгий рассмеялся.
— Сегодня ты в первый раз выиграл своей покорностью. Видел еду в черной комнате? Все унеси домой. За один раз не перетащишь, второй раз приходи… И чтоб я больше не видел, отец, соседское добро у нас, — вдруг накинулся он на отца. — Так разве должен начинать владетель Носте?
— Стыдно, Шио, — подхватил Папуна, — очень стыдно… Иди, Эрасти, исполни приказание господина. Постой, возьми моего коня и хурджини. Завтра приходи. А мать пусть домой идет, если сестра больная, дома работать некому… Другую женщину, здоровую приведи… Не терплю, когда шашлык слезами пахнет. Завтра на коне вернешься, смотри, на ночь корму не забудь дать…
Мальчик, слегка пошатываясь от вина и радости, направился к дому. Маро, улыбаясь сыну, поспешила за ним.
— Значит опять голодные будем сидеть? Какой ты господин, если у тебя — пустой дом и презренный месепе к себе тащит лучшую еду? Думаешь, спасибо тебе скажут? Много о нас думали? Обгорелой палки никто не дал. Смотри, какой амбар у надсмотрщика, у сборщика, а ты, владетель Носте, с пустыми подвалами… Над кем люди смеяться будут, не знаю… Думал, к старости бог счастье послал, — заплакал вдруг Шио.
— Не плачь, отец, я погорячился… От надсмотрщика и сборщика награбленное заберем, а соседей не трогай. Все тебе доставлю: дом высокий построим, ковры из Тбилиси привезем, работать больше не будешь. Людей много, накормим, с удовольствием у нас останутся… Эх, отец, хочу, чтобы кругом все смеялось.
— Сын мой, гзири, нацвали и старший сборщик идут, — запыхавшись, проговорила Маро.
Шио по привычке вскочил, одергивая одежду.
— Садись, отец, пусть сюда придут. Не уходи, Папуна, послушаем, зачем пожаловали.
Гзири, нацвали и старший сборщик, кланяясь, бегло оглядели стол.
— Садитесь! — не вставая, сказал Георгий. — По делу пришли или в гости?
— Как пожелаешь, батоно, — процедил гзири.
— Если по делу — говорите.
— Как дальше будем? — спросил сборщик. — Теперь мы твои мсахури. Почти все в Тбилиси отправили, а зима длинная. Конечно, если бы знали о царской милости, задержали бы отправку.
— Неудобно тебе здесь. Пока новый дом выстроишь, возьми мой, я временно к Кавтарадзе перейду, сегодня приглашал, — сладко пропел нацвали.
— Спасибо, пока здесь поживу… Значит, все в Тбилиси отправили?
— Все, Георгий.
— А почему месепе от голода шатаются?
— Они всегда, батоно, шатаются, сколько ни давай — мало! Разве ты раньше не замечал?
— Хорошо замечал.
— Но, батоно, сколько стариков, сосчитать страшно, даром хлеба кушают… На всех долю даем.
— А старики мсахури… воздухом живут или долю месепе получают? — вспылил Папуна.
— Как можно нас с презренными месепе сравнивать! — обиделся нацвали.
— Постой, Папуна… Что же ты предлагаешь, ведь надо зиму народ кормить?
— Можно, батоно, сорок месепе продать. Управляющий Магаладзе хорошую цену давал, десять девушек для работы на шелк им нужны, тридцать парней. Можно подкормить месепе дней десять — пятнадцать, еще дороже возьмем.
— А сколько мсахури за месепе можно получить?
— За десять месепе одного мсахури, — с гордостью ответил гзири.
— Хорошо, выбери четырех мсахури и продай Магаладзе, — спокойно проговорил Георгий. Пришедшие опешили.
— Шутишь, батоно, зачем продавать мсахури, когда нужны месепе?.. Можно, конечно, не продавать месепе, но чем кормить будем?
— Чем до сих пор кормили?
— До сих пор царство кормило. Трудно тебе, батоно, сразу такое хозяйство поднять…
— Почему трудно? — перебил сборщик. — Можно еще раз обложить податью Носте. Я с Шио говорил, твоего слова ждем, весь дом наполним. Если с каждого дома по две овцы взять, корову, буйвола, долю хлеба уменьшить…
— Пока ничего не делайте, подумаю два дня.
Георгий встал, давая понять, что разговор окончен.
На улице нацвали, гзири и сборщик дали волю накипевшему гневу. Долго плевались. У нацвали брезгливо свисала нижняя губа.
— Не только покушать — по чашке вина не поднес, будто не грузин.
Гзири с ненавистью посмотрел на нацвали.
— О чем говорить? Сейчас видно — из нищих, мсахури знал бы, как обращаться.
Обсудив положение, они повеселели и, обогнув церковь, постучали в двери священника.
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
К Георгию почти вернулось хорошее настроение. Он целый день не выходил, втайне поджидая «барсов».
— Мириан, Нико и Бакур пришли, поговори, Георгий. Люди не понимают, что устал, скажут, от богатства гордый. Поговори, мой сын.
Георгий безнадежно махнул рукой, встал и пошел навстречу трем старикам. Еще издали, сняв папахи, они униженно пригибались.
Георгий нахмурился: кланяются — боятся.
Налитые чаши старики приняли от Георгия с благоговением.