Пробуждение Галатеи

Коробко Кирилл

– Это нежелательно. Я бы сказал, опасно.

– Да. Плод начнет голодать, и в его крови начнут накапливаться продукты метаболизма. Однако смерть от удушения пуповиной ему грозить уже не будет. Введем матери окситоцин, для ускорения родов. Десять-пятнадцать кубиков, внутривенно. Или мизопростол, перорально.

– В таком случае, нам надо дождаться, когда зев матки раскроется… и тут же перерезать пуповину, а потом повернуть ребенка.

– Каким образом вы повернете ребенка?

– Руками. Я читал, что на заре медицины врачи так и поступали.

–

Вы такое сами делали, доктор Мэйсон, или только читали?

– Признаюсь, нет. Только читал. Однако, думаю, я справлюсь.

– И все-таки это огромный риск. Еще не поздно сделать кесарево.

– Вы правы. Я сам за кесарево. Однако желание пациента для нас – закон.

– Верно… Придется идти на риск. Пойдемте ждать, когда у нее откроется зев матки…

И мы с доктором Мэйсоном стали ждать.

Тетрадь 6

… Ждать пришлось двое суток.

За это время произошло несколько малозначительных событий.

Во-первых, из второй поездки вернулись вездеходы. Они привезли множество обломков, которые удалось поднять из-подо льда.

Во-вторых, на эти вездеходы погрузились оставшиеся сотрудники нашей лаборатории, и отправились к местам раскопок. Ангар совершенно опустел.

В-третьих, Джонатан получил травму, распоров себе ладонь какой-то железкой. Мне пришлось поручить его роботу, чтобы тот обработал и склеил рану. Когда все было сделано, я отправил Джонатана в гостиницу, чтобы тот отдохнул и отоспался.

1 июля, понедельник.

Акико успокоилась и удивительно похорошела. У меня в приемной постоянно толпились посетители, которые приносили пациентке: кто цветы, кто конфеты, кто домашнее печенье, кто апельсины. Мы, с доктором Мэйсоном, держали нашу подопечную за пластиковой ширмой, в стерильном помещении. Гости могли ее видеть и разговаривать с нею.

Мои датчики показывали, что организм Акико находится в состоянии, близком к гипотонии. Я не видел в этом ничего плохого, и пока не собирался применять стимулирующие средства, чтобы не вызвать преждевременных схваток. Плоду тоже пока ничего не угрожало.

– Коллега, – сказал мне доктор Мэйсон, – Незачем торчать тут вдвоем. Предлагаю разделить дежурства.

Я согласился. Я настроил медицинский монитор так, чтобы он оправлял нам с доктором, на ccn, текущее значение параметров – частоту сердечных сокращений, уровень кислорода в крови и другие. Так мы могли, даже не находясь в ангаре, знать состояние Акико.

Доктор Мэйсон ушел. Я одел стерильный балахон, и прошел к Акико. Она спокойно лежала на койке, укрытая до подбородка, только живот поднимал одеяло холмиком. Она что-то держала в пальчиках. Я подошел посмотреть, что это. Оказывается, она лепила из хлебного мякиша какую-то фигурку.

Увидев меня, Акико отложила фигурку и улыбнулась.

– Стив, – спросила меня Акико, – почему у тебя нет женщины? Ты такой красавчик, умница! Посмотри, как на тебя смотрит Мэри! Она ведь тебя боготворит!

И Шейла к тебе хорошо относится....

Заведи такой разговор кто-то еще, я быстро бы его оборвал. Но Акико дозволялось многое. В том числе и разговоры на личные темы.

– Я знаю, как на меня смотрит Мэри, – улыбнулся я. – Она смотрит на меня, как собака на своего хозяина. И я знаю, как на меня смотрит Шейла. Она смотрит на меня, как хозяин на свою собаку. Меня не устраивает ни то, ни другое.

– Тогда кто тебе нужен?

Я пожал плечами:

– Не знаю. Видимо, пока не встретил ту, которая действительно бы мне нравилась.

Она взяла меня за руку:

– Ты такой милый… Относишься ко мне с удивительной нежностью и заботой. От тебя исходит ощущение уверенности и надежности… Не будь я замужем за Сэмом, я сама бы за тобой приударила!

Я рассмеялся:

– Почему ты зовешь мужа "Сэм"? Его ведь зовут "Масимба"?

– Все верно, так его родители и назвали. Но тут, в поселке, никто не может правильно выговорить ни его имя, ни его фамилию. Как и твои, кстати. Поэтому "Масимба" был сокращен до "Сим", а англоговорящие граждане называют его на свой манер – "Сэм". Ты тоже можешь звать его "Сэм", он к этому привык. Я сама зову его "Сэм".

– Как вы познакомились?

– Я как раз поступила в колледж, там, у себя, в Ниигате. И тут к нам приехал преподавать, из Габона, красавец профессор Масимба Нгуема. Я влюбилась с первого взгляда…

– Держу пари, он тоже влюбился в свою красавицу студентку!

Акико зарделась. Потом продолжила с улыбкой:

– Ты прав. Только я не была его студенткой. Он преподавал курс "организация управления жилищной коммуной". Это совсем другой факультет. Я всю жизнь увлекалась рисованием и лепкой. Я заканчивала по курсу "стилистика и дизайн".

Она показала мне фигурку, которую лепила. Это был торс человека, плечи и голова. Фигурка была миниатюрной, не больше ладони. Высокий и широкий лоб, буйная шевелюра, борода, округлое лицо, курносый нос. Эта проказница лепила мой портрет!

– Мы гуляли по Ниигате, держась за руки, как дети. Сидели на берегу моря. Ели дары моря в ближайшем ресторане… Пили кофе с кокосовым молоком… Целовались…

– А как вас занесло в Гренландию?

– О, совсем просто. Когда я закончила колледж, вакансия Сэма закрылась. Мы, чтобы пожениться, стали искать работу – и мне, и ему. И тут подвернулась должность мэра в нашем поселке. Мы согласились, почти не думая.

– Не жалеешь, что уехала из Японии?

– Нисколечко. Здесь живут чудесные люди. Сэм немало сделал для поселка. Тут его любят и уважают. А если мне захочется навестить родителей, я всегда могу сесть на самолет – и слетать в Ниигату!

Я подоткнул ей одеяло и сказал:

– Уже поздно, Акико. Признаться, я страшно вымотался за эти дни. Давай поспим. Я постараюсь прикорнуть у себя в приемной, тут, за ширмой. Если что, зови. И вот тебе, на всякий случай.

Я положил перед ней на тумбочку кликер с тревожной кнопкой.