Пробуждение Ваирагии
Шрифт:
В тот день, когда Гирард и Фрол покинули моё новое жилище в сосновом лесу — в том самом, находящимся за озером в долине горного храма, Эяла посоветовала мне отдыхать да набираться сил. Никаких тренировок пока полностью не приду в себя. Ну, не знаю — уже к вечеру я чувствовал себя в порядке, но наставница настояла на отдыхе.
На следующий день Эяла принесла тренировочное оружие — деревянные кинжал и короткую косу. На мой немой вопрос ответила, что мне полезно будет работать с парным оружием — развивать сразу обе руки. Объяснила, что я так лучше буду постигать ваирагию
— Свет и Тьма отличаются друг от друга, как коса от кинжала, — сказала она перед первой тренировкой три дня назад. — Я не смогу тебя обучить силе тьмы, но научу как постичь свет. А тренировки с косой и кинжалом помогут тебе лучше понять подход к силе тьмы.
Ну… с тьмой поможет Талгас. Надеюсь. Не слышал его последнее время, да и достучаться до него никак не могу. Когда попробовал прочувствовать его местоположение, Эяла вновь прервала мои попытки со всё теми же словами, мол, не стоит без особой необходимости тревожить силу, так как могу привлечь внимание не тех, кого стоит. Не знаю, хитрит она или что-то скрывает, ибо мы каждый день по вечерам тревожим эту самую силу, призывая ваирагию света. Да и вообще, со всем этим белым и чёрным пламенем я уже давно привлёк внимание всех, кого только можно было. Так что это лишь вопрос времени, когда Дэйше вновь заявит о себе.
Рывок к воображаемому противнику укол кинжалом и взмах косой с поворотом. Не удержав равновесия, падаю, выронив оружие.
— Вставай. Ты должен встать, сколько бы раз ты ни упал.
Устал я… вымотался неимоверно. Никогда ещё мышцы так не ныли от напряжения.
— Вставай, Гиртан!
— Дай перевести дух, а!
— Противник не даст тебе такой возможности. Только смерть может оправдать твою слабость, беспомощность, никчёмность и бесполезность. Вставай!
Проклятье! Скрипя зубами от боли в мышцах и связках, поднимаюсь и подбираю оружие.
— Что будет, когда остальные узнают, что меня не изгнали? — спрашиваю, воспользовавшись передышкой.
— Это тебя не должно волновать. Здесь и сейчас тебя должна беспокоить лишь победа над самим собой.
— Кровь, Гиртан, — объясняет Эяла. — Вся сила на ней завязана.
Я уплетаю за обе щёки ужин и внимательно слушаю наставницу, она лениво помешивает ложкой овощной суп с кусочками мяса в миске и рассказывает.
— Люди утратили способности, связанные с ваирагией после войны с Дарратом. Враг проиграл, отступил, но перед этим успел отрезать арданцев от ваирагии.
— Фафим офрафом?
— Не разговаривай с набитым ртом, — усмехается Эяла. — Каким образом? Знаешь что-нибудь про стихийные воплощения?
Молчу.
— Про элементали.
— Знаю Агисиран, — проглотив еду, отвечаю. — Даже говорил с ней, — добавляю и вижу, как округляются глаза наставницы.
— Что?!
— Э… ну… — кажется, опять сболтнул лишнего, — я говорил с Агисиран.
— И ты всё время молчал?!
— Откуда я мог знать, что это важно? — язык мой — враг мой!
— Так, ладно… — тяжело вздыхает Эяла. — С кем ещё ты говорил? Лучше выяснить сейчас.
— Да ни с кем я больше не говорил, — насупившись, отворачиваюсь в сторону.
— Точно? Гиртан, это важно!
— Не считая парочки кадиров, одного шэхара и одного райкана — точно, — пожимаю плечами; про отца лучше помалкивать, пусть формально я с ним и не говорил, а наоборот — он говорил со мной. Я лишь слушал.
— Хорошо, поверю, — кивает наставница. — И о чём же ты говорил с Агисиран? И когда?
— В день испытания. Это она дала понять, что стихия напрямую мне не подвластна. Тогда я впервые призвал белое пламя. Через ваирагию света.
— Понятно. Значит, до чёрного пламени ты додумался уже сам.
— На самом деле на мне была печать, сдерживающая тёмную ваирагию, потому и глаза у меня были как у обычного галамира. Потом как-то само по себе получилось, что я разрушил эту печать, хотя и не припомню, что делал это. Высвободил белое пламя, опустошив весь свой запас сил, и упал в обморок, а когда пришёл в себя, печать уже была разрушена.
Эяла слушает внимательно, хмурится. К еде мы уже не притрагиваемся — остыла.
— Ну и ауру мою ты уже видела, — пожимаю плечами.
— Есть ещё что рассказать? — наставница встаёт из-за стола, начинает убирать посуду, складывая всё на поднос.
— Вроде нет.
— Вроде?
— Ну что ты ко мне прикопалась, а?
— Прикопалась? — удивляется Эяла, замерев на миг; а блин… кажется, словечко вылезло из уснувшей памяти о прошлой жизни.
— Пристала, как пиявка, и сосёшь кровь! — поясняю, зыркая на неё исподлобья. — Лучше продолжи рассказ, как Даррат отрезал людей от ваирагии.
— Какой свирепый взгляд, — она усмехается, забирает поднос с грязной посудой и остатками еды. — Прикопалась, значит? Запомню. Заварю-ка тебе киал, а ты пока слушай. Агисиран — высший огненный элементаль, стихийное воплощение огня. Помимо неё есть есть ещё трое. Ниририн — высший водный элементаль, Вилато — высший воздушный элементаль и Доршат — высший земной элементаль. Эти четверо — проводники воли и силы госпожи Риданис.
Эяла возвращается к столу с кружкой терпкого травяного настоя, исходящего горячим паром. Наставница садится за стол и пододвигает кружку ко мне, внимательно посматривая на меня; угу, вдруг безмозглый ученик ляпнет ещё чего лишнего, неожиданного и весьма интересного, но я в ответ благодарно киваю.
— То есть Даррат что-то сделал со стихийными воплощениями? — догадываюсь я и отпиваю горьковатый киал — бодрит; после изнуряющих тренировок пить его обязательно, чтобы на утро мышцы не сводило от ноющей боли; да и голову прочищает неплохо от тумана, который возникает после длительных занятий с магией и ваирагией.
— Именно. Никто из людей или полукровок, в чьих жилах течёт человеческая кровь, не слышит их голоса, а потому и не способен призывать ваирагию стихий. Только магию использовать, а она по сравнению с ваирагией ограничена и не раскрывает всего потенциала, который дарует человеческая кровь. Потому я и удивилась, что ты смог услышать Агисиран и даже говорить с ней. Ведь в тебе нет ни капли человеческой крови.
Ну нет, наставница, на такую уловку я точно не поведусь.
— Не знаю, — пожимаю плечами, сжимая в ладонях горячую кружку. — Может и есть. Ведь не известно, кто мои родители.