Пробуждение
Шрифт:
Мгновение они смотрят друг на друга, как два голодных волка, ожидающих подходящего момента.
– Хм, может, нам лучше оставить это в прошлом и взглянуть на чудесное будущее, – разочарованный голос Филлис прорезает тишину. Ее слова сопровождаются нелепым фырканьем Патрика. Монтгомери медленно кивает, не сводя глаз с Якоба.
– Лучше так. В противном случае я должен буду беспокоиться обо всех людях, за которых совестно этому типу, начиная с Рины.
– Мы оба! – шипит Якоб, и голубые глаза сверкают, как прозрачный лед. – Если бы ты помог нам сбежать или хотя бы попытался поговорить
– Я думал, что ты всегда целился в нас, соколов! – Глаза Монтгомери расширились от удивления. – Зачем ты выпустил своих следопытов?
– Верно. Раньше вы интересовали меня лишь отчасти. Конечно, я был расстроен, когда наши люди перешли на сторону чужака, и, конечно, я боролся с вами, когда происходили нападения. Но моя специальность – запугивать людей бизнеса и политики, которые не хотят сотрудничать с Фарраном.
– Ну, это делает его немного симпатичнее, не правда ли, Рич? – цинично добавляет Патрик Намара.
Якоб расстегивает пуговицы воротника.
– Иди паси овец, Намара. Нет, тебе лучше присоединиться к баранам, прямо сейчас! ТЫ такой безобидный!
Большими шагами, сжав руки в кулаки, крепкий ирландец несется к Якобу.
– Ты смеешь меня…
Стул рядом с Якобом трещит в воздухе и оказывается между ними так быстро, что Патрик почти врезается в него.
– Ты стала быстрее, Филлис. Фаррану это совсем не понравится.
– Эй! Так вы, мужчины, любите разговаривать? С меня хватит! – С алыми щеками она стоит рядом с Патриком, и Якоб задается вопросом, краснеет она от гнева или по иной причине. – Теперь, когда мы выяснили, что все еще пылко ненавидим друг друга и каждый из нас виноват, может быть, нам следует позаботиться о том, чтобы вырвать Эмму из когтей Фаррана?
Стул падает на пол и опрокидывается. Монтгомери поднимает бровь.
– Но мы, мужчины, хотели этого с самого начала, дорогая Филлис!
Эмма
Первый день в школе
Тепло и солнечно.
Я лежу под одеялом с закрытыми глазами, пытаясь вспомнить.
В моей пустой голове раздаются крики и слышится яркий звон разбитого стекла. Голос Фаррана звучит напряженно, когда он приказывает Каллахану немедленно вызвать школьного психолога. Столы и стулья хаотично двигаются, ударяются о белые стены, расшибаются. Интересно, нападут ли соколы снова, пока Фарран не применит свою силу. Они окружают меня бетонной стеной. А потом я понимаю, что он блокирует мой телекинез.
Тихо, Эмма! Перестань! Немедленно! Все будет хорошо.
Договорились?
Сто раз.
Нет. Конечно, она говорила это мне гораздо чаще.
Между нами не должно быть лжи.
И я ей поверила. Долгие годы думала, что она любит моего отца и жертвовала собой ради него. Моя мама использовала его только по приказам Ричарда. Почему Якоб не рассказал мне о письме? Я думаю о свече, которую он поставил на окно на Рождество, и чувствую, как слезы собираются за моими закрытыми глазами.
О боже, поверь мне, я так надеялся, что мы сможем стать счастливой семьей!
Но твоя мать была поглощена ненавистью и паранойей.
Мои пальцы вцепились в простыню подо мной. Правое предплечье болит. Фарран и Каллахан держали меня вдвоем, и все же школьному психологу понадобилось две попытки, прежде чем сделать укол.
– Эмц.
Кто-то касается моей щеки, и я открываю глаза. Даже зимой на ее лице появляются нахальные веснушки, а красные кудри длинные, как будто никогда раньше не видели стрижку ежиком.
– Фай! – шепчу я. Она наклоняется ко мне и обнимает, словно ничего не случилось и я никогда не покидала воронов.
Фай вернулась. Наконец-то! Фарран эвакуировал учеников еще до Нового года. Все учащиеся провели это время в безопасном месте, все ждали атаки соколов. Только нескольким, готовым к бою, разрешили остаться.
– Привет, – говорит Фай, выкапывая меня из одеял. – Ты всех перепугала.
Она сидит на краю кровати, и только теперь я понимаю, что нахожусь в своей комнате. Что ей рассказали? Зеленые глаза смотрят на меня так же любопытно, как когда мы впервые встретились.
– Сколько сейчас времени? – уклончиво спрашиваю я.
– Десять, – она усмехается, – из-за тебя я пропускаю математику, это грустно.
Я улыбаюсь, пока не понимая смысла ее слов. Когда я разговаривала с Фарраном и Каллаханом, было одиннадцать часов. Что бы там ни было в шприце миссис О’Коннелл, оно вырубило меня почти на сутки, и сегодня первый день занятий после нападения соколов.
– Ты хочешь поговорить?
Я глубоко вздыхаю. Помимо Лиц, Фай – единственная подруга, которой я доверяю. С другой стороны, в последнее время нельзя полагаться на это чувство.
– Все в порядке, не нужно, если не хочешь.
Она выглядит разочарованной. Где-то поблизости хлопает дверь, и я слышу голоса и быстрые шаги в коридоре. Снова тихо.
– Фарран был у тебя, когда я вошла! – она внезапно срывается.
– Что, прости?
– Выглядел очень уставшим. Как будто дежурил у твоей кровати всю ночь. В любом случае я заметила утреннюю щетину. Я чуть не захлопнула дверь. Но он помахал мне и спросил, не хочу ли я остаться с тобой и пропустить уроки. – Она заправляет прядь волос за ухо и закатывает глаза. – Кто откажется от такого?
Фарран заботился обо мне после приступа?
Мое сердце внезапно так сильно забилось в груди, что стало больно.
Слова из маминого письма кружатся, как тонкие огни, перед моими закрытыми глазами. Я влюбилась в Монтгомери так же сильно, как и она. Может быть, он действительно ценил мою маму. Но это не помешало ему использовать ее для реализации своего плана, чтобы привлечь как можно больше высокопоставленных воронов.
– Фай, – рыдаю я, и ее лицо расплывается перед моими слезящимися глазами, – я столько всего испортила, и понятия не имею, как это исправить. Но, по крайней мере, теперь знаю, на чьей я стороне.