Пробуждение
Шрифт:
Широкая грудь мерно поднималась и опускалась. Ему не снилась женщина. Тогда бы его дыхание было быстрее и затвердел бы пенис. Твёрдый пенис – самая верная примета. Ему снилось что-то другое, приятное и успокаивающее. Возможно, что ему совсем ничего не снилось. Хотя знающие люди говорят, что нам всегда что-то снится. Он был там, куда можно попасть после трёх бутылок водки. Почему бы не остаться там навсегда?
*
Сознание вернулось прежде, чем открылись глаза. Глаза не спешили открываться. Наверно, из-за того, что уши ничего не слышали. Может, слух ещё не проснулся? Нужно дать ему время. Может, уже ночь, глубокая ночь, когда должно быть тихо. Закрытые глаза ощущали наружный свет. Нет, там не темно, там не ночь. Ни звука. Шелест листвы, щебетание птиц?
Глаза открылись. Окно освещало утреннее солнце. Он повернулся лицом к свету. Я во сне. Это единственное объяснение. Куда они могли все подеваться? Может, я больной? Ущипнуть себя сильно. Ударить по голове. Пальнуть. Неплохая идея. Можно ли убить себя во сне? Винтовку в рот и нажать на курок. Проснусь или сделаю дырку в голове? Где винтовка? – он осмотрелся по сторонам.
Нужно ехать в город. Город – это серьёзно, город никогда не спит, никогда не бывает пустой. Город не может без людей. Там, где есть город, есть люди. Неужели проспал весь день и ночь? Он встал с постели.
Лужа под холодильником начала подсыхать. Он вышел на веранду. Утро, хорошее весеннее утро. Он порылся в пакетах, вытащил сухую булочку и кусок сыра. Захотелось кофе. Есть ли газ? Он направился на кухню. Есть. Он приготовил кофе, съел булочку с сыром и вышел на улицу с чашкой в руке. Розовый мячик лежал на том же месте. Или нет? Кажется, был ближе к дороге. Выпив кофе, он зашёл домой за ключами от машины.
Ветер врывался внутрь через все четыре окна. Он держался за руль одной рукой, вдыхал свежий весенний воздух и предвкушал пустые улицы города. Он будет огорчён, если они не пустые. Они, конечно, пустые. С высоты моста город выглядел как обычно. Нагромождение стоящих на торцах длинных прямоугольных параллелепипедов, оживлённых лучами утреннего солнца. Что бы мы делали без него?
Он повернул на свою любимую улицу, проехал немного, остановился и вышел из машины. Немного постоял, пересёк улицу и сел на скамейку у автобусной остановки.
Куда они все задевались? Никого нет. Какой сегодня день? Вторник? Рабочий день. Что делается на работе? Ничего не делается. Не нужно ходить на работу. Совсем? Никогда? Не нужно ничего делать. Совсем. Выживать. Как я один выживу? Ерунда. В таком городе как не выжить? Всего полно. Как здесь не выжить? Миллионы работали, поколениями. Наработали. Много всего, в избытке, хватит на сто моих жизней. Что делается на работе?
Он не пытался разобраться в своих чувствах. Как можно в них разобраться? Приятно сидеть на жёстком сиденье, опираясь о жёсткую спинку аскетической городской скамейки посреди большого пустынного города. Никуда не надо спешить, ни о чём не надо тревожиться. Мир стал лёгким, почти невесомым. Мир исчез. Они все из него исчезли, мир стал невесомым. Где они все сейчас? О, как там должно быть нелегко! Он не хотел туда. Он почувствовал голод. Кусок жареного мяса. С мясом будет проблема. Остались ли животные? Где-то же я слышал птиц.
Внутри супермаркета плохо пахло. Скоро сюда невозможно будет зайти. В одном из холодильников он нашёл всё ещё замороженное мясо. С двумя пакетами в руках он вышел на улицу и посмотрел на многоэтажный жилой дом напротив. Там, на тех террасах, должны быть грили.
Стекло входной двери пришлось разбить, как ему этого ни не хотелось. Не хотелось вносить атмосферу разрушения. Зато дверь на лестничную клетку была открыта. Первая терраса на десятом этаже, если правильно посчитал. Он стал считать ступеньки.
Даже зажигалку оставили. Полный баллон газа. Таких по городу должно быть миллион. А в округе? Не пропадём. Он разрезал мясо на плоские куски.
Дым от гриля опускался в каньон улицы. Он съел два куска, запил вином и приготавливался к третьему куску. Солнце перевалило зенит. Глубокую улицу пересекла резкая тень. Вдали виднелась башня знаменитого отеля. Там он сегодня заночует. Уже клонит ко сну. Всё-таки три бутылки водки. Два дня назад. Слабак. Третий кусок поджарился. Съесть, пока не подгорел. Да, тебя мне будет не хватать. Может, заведу корову? Могли бы не жадничать. Он впился зубами в сочную мякоть.
Вино кончилось, он с трудом держал глаза открытыми. Лечь прямо здесь? Он подошёл к шезлонгам в углу террасы и устроился на одном из них. Удобные.
Проснулся в темноте. В холодном воздухе мёртвого города. Тепло ещё держалось между телом и мягким материалом шезлонга. Он смотрел на звёздное небо. Звёздное небо смотрело на мёртвый город. Мёртвый ли город, если я ещё в нём? А я в нём? Упала звезда. Упала ещё одна. Большая Медведица. Как там может всё идти своим чередом, когда здесь всё… Что здесь произошло? Всё исчезло. Как я доберусь до отеля в такой темноте? Дождаться луны? Будет ли луна? Становилось холодно. Он встал и осторожно добрался до края террасы сквозь темноту холодного воздуха. Нащупал руками поручни, осторожно подвинулся к ним и замер от неожиданности.
Внизу по улице передвигался луч света. Подрагивая, словно в руке быстро идущего человека. Сердце замерло. Луч быстро удалялся, тускнел и вдруг исчез совсем. Он стоял у края террасы, крепко держась руками за перила, и старался разглядеть хоть что-нибудь в абсолютной темноте. Ничего не различить. Где улица, где дома, где верх, где низ?
Неподвижный, он начал дрожать от холода. В отель сегодня не попасть, он повернулся лицом к террасе. Кажется, была ещё одна дверь. Должно быть, в квартиру. Спотыкаясь, он начал пересекать террасу.
Холодный металл двери не обрадовал его. Он осторожно надавил плечом. Дверь поддалась, он оказался внутри жилья. Чувствовалось по запаху. Где кухня?
Он нащупал газовую горелку, повернул кран и услышал шум выходящего газа. Газ есть. Зажжённая горелка осветила кухню. Он стал искать фонарь или свечку.
Его вдруг охватило. Что же я делаю? Он ринулся к двери, на террасу. Спотыкаясь о невидимые предметы, он добрался до перил и наклонился. Никого, ничего.
– Эй, кто там? – он не хотел производить столько шума. – Есть кто-нибудь? Отзовитесь.