Прочитанные следы
Шрифт:
— Что это такое?
— Записки капитана Кленова. Мои записки. На Кленова обращай поменьше внимания и на всякие прочие личные детали. Литератор я слабый, но захотелось описать это давнее дело. Воспоминания демобилизованного разведчика. Так что ты уж не ругайся и прочитай. Почерк у меня четкий, надеюсь, все разберешь.
— Давай без лишних предисловий, — сказал Дымов, беря тетрадь. — Факты сохранил подлинные? Или с художественными преувеличениями?
— Я придал своим запискам форму рассказа. Кое-что домыслил, ведь без творческой фантазии писать нельзя. Но все самое важное изложил с документальной точностью.
— Добре! —
Дверь открылась, и на пороге показались жены.
— Пожалуйте к столу, — пригласила Антонина Васильевна.
— Ну и накурили, — укоризненно заметила Нина Викторовна.
— Это все он, — сказал Дымов, указывая на Васильева. — Битый час я ему доказываю, что курить вредно, а он — свое. Дымит и дымит. Ну, пойдем, профессор, а то я проголодался.
Глава 2.
Начало
Гости давно ушли, жена легла спать, а в комнате Сергея Сергеевича почти всю ночь горел свет настольной лампы: Дымов читал записки капитана Кленова. Пробежав первые несколько страниц, он уже не мог оторваться, потому что с каждой страницей, с каждой главой все глубже и глубже проникал в эту давнюю фронтовую историю, неожиданно всплывшую на поверхность сегодня, в мирные дни 1954 года.
За свою многолетнюю практику полковнику не раз приходилось копаться в архивах: читать лаконичные справки, многословные докладные записки, официальные отношения на бланках и личные письма на мятых клочках бумаги. К архивным документам полковник всегда относился с уважением. Он видел в них не просто пыльные, пожелтевшие бумаги, пронумерованные и прошнурованные аккуратными канцеляристами. Нет, он явственно ощущал дыхание жизни, оставившей свои следы, иногда четкие, иногда неясные, смутные, в этих серых, зеленых, коричневых папках; он слышал отгремевшие бури; видел ожесточенную борьбу — явную и тайную. Не как архивариус или кабинетный ученый, а как воин, участник борьбы, он шел по следам ушедших в историю событий, волнуясь и переживая, радуясь и печалясь. Так, и только так, читал коммунист и чекист Дымов архивные дела; так читать их он учил всех своих подчиненных.
Записки Кленова начинались кратким вступлением.
«Август 1944 года. Жаркие, солнечные дни и холодные ветреные ночи. Знойная сушь и пыль — и затем дожди, от которых раскисают дорога, а земля в лесах превращается в зыбкое, чавкающее месиво. И опять — сухо, душно, пыльно.
Недавно здесь прошла война. Наступающие советские войска ушли на запад. Где-то там, в сорока — пятидесяти километрах впереди, идут бои. А здесь, в населенных пунктах и в лесах Черенцовского района, окаймленного небольшой, но бурливой речкой Кусачка, расположились части и подразделения Н-ского соединения, недавно выведенные из боев. Рота разведчиков, которой командовал капитан Кленов, входила в состав этого соединения.
Здесь, в этих местах, в ночь на 17 августа 1944 года произошло событие, положившее начало «Черенцовскому делу», или операции «Гамбит». Автор записок был очевидцем и участником этой операции. Ход всех событий он изложил в виде рассказа — в такой последовательности и так, как это представлялось ему в 1944 году и как помнится ныне, в 1954 году».
«Профессор геологии, он же историк, он же литератор, — подумал Дымов, прочтя вступление. — Э-э, да тут целая повесть. Ну ладно, посмотрим сочинение Кленова-Васильева».
И Дымов углубился в чтение.
Начальник особой разведывательной группы гитлеровский полковник фон Крузе отличился еще во время норвежской операции. В ставке фюрера Крузе считался одним из наиболее способных разведчиков. Он был хитер, изворотлив, коварен, то есть обладал всеми качествами, которые фашистское командование считало абсолютно обязательными для разведывательной работы.
Гансу Крузе сопутствовал неизменный успех. Железный крест, поблескивавший на его тщательно вычищенном мундире, свидетельствовал, что полковник не оставлен милостями начальства и неуклонно движется по лестнице славы. Всегда подтянутый, с деланной, мертвой улыбкой на худощавом, продолговатом лице, он умел произносить самые страшные слова, не повышая голоса, и осуществлял самые сложные разведывательные операции, не выходя из своего кабинета.
И еще двумя качествами обладал Крузе: он был пунктуален и трудолюбив. Проводя ночи в своем кабинете, полковник ухитрялся после утреннего кофе и сигареты оставаться свежим и энергичным, мог снова долгими часами сидеть над картами, документами, допрашивать, комбинировать. Будучи одним из активных участников фашистского путча в 1933 году, Крузе пользовался покровительством самого фюрера. Это, конечно, накладывало определенный отпечаток на взаимоотношения Крузе с генералитетом. Многие высокопоставленные генералы предпочитали с полковником не сталкиваться, кое-кто завидовал ему, а некоторые просто опасались.
Участок Восточного фронта, куда по приказу ставки фон Крузе прибыл во главе особой разведывательной группы, представлял для фашистского командования большой оперативный интерес. Отброшенные советскими войсками и частично перемолотые, немецкие дивизии и корпуса переформировывались, укомплектовывались свежими подкреплениями, оснащались новой техникой. Именно здесь, на этом участке фронта, по замыслу фашистского командования, готовился контрудар; именно здесь очередной немецкий клин из танков и самоходной артиллерии должен был разрезать фронт советских войск.
…Свет настольной лампы освещал массивный письменный стол. Комната была погружена в полумрак. На полу, у стены, возле узкого, обитого черной кожей дивана, лежала рыжая пушистая шкура — память о знойной пустыне, о генерале Роммеле, в штабе которого полковник Крузе не так давно успешно подвизался. Над диваном висели клинки, пистолеты, хлысты с металлическими набалдашниками и фотографии. С каждым из этих «сувениров», как любовно называл свою коллекцию полковник, у него были связаны воспоминания.
Денщик полковника возил коллекцию в специальном чемодане и неизменно развешивал везде, где на долгий или короткий срок останавливался полковник.
Часы мягко прозвенели восемь раз. Крузе писал, когда лейтенант Фитте, дежуривший в эту ночь, приоткрыл дверь и вполголоса доложил, стоя у порога:
— Господин полковник, прибыл капитан Маттерн. Разрешите пропустить?
— Немедленно пропустите. Я жду его.
У полковника был чистый, звучный голос. Когда-то, в годы далекой юности, он даже пытался стать актером. С этой карьерой ничего не получилось, однако приятный тембр голоса, богатство модуляций и некоторые актерские данные не пропали даром. Они очень пригодились Крузе в его нынешней работе разведчика и следователя.