Прочитавшему – смерть
Шрифт:
– Да, сэр, – вежливо поблагодарил я. – Мы сделали для вас все, что могли. Раздобыли связь между Дайксом и Уэллман. Разнюхали все про Абрамс, пока ее тело еще не остыло, и бескорыстно передали вам. Да, вы застряли, но и мы в тупике. Теперь мне понадобился список имен, который я мог бы запросто раздобыть в другом месте, затратив на это пару часов и двадцатку, но вы изволите быть слишком заняты. Нет, вы не виноваты, это все еда. Желудок небось дурит. Черт побери, занятная же у вас диета!
Кремер проглотил смесь салями и огурчиков, нажал кнопку внутренней связи и заговорил:
– Росси? Посылаю к тебе Гудвина. Арчи Гудвина. Покажи ему досье Леонарда Дайкса, и пусть он выпишет имена тех, кто работает в той юридической конторе. Больше ничего ему не давай. И следи за ним. Ясно?
– Да, инспектор, – проскрежетал металлический голос.
Домой на Тридцать пятую улицу я поспел к ланчу, заскочив еще по дороге в писчебумажный магазин, чтобы приобрести простые белые наклейки. Остальное, что могло мне потребоваться, было под рукой.
После ланча я приступил к делу. В моем списке числилось шестнадцать женщин. Конечно, порывшись в деле, я мог бы узнать, кто есть кто, но на это ушло бы много времени, к тому же я не хотел быть необъективным. Девица, занимающаяся архивами, могла понадобиться не меньше, чем личная секретарша старшего компаньона Джеймса А. Корригана. Для начала я ограничился только именами и напечатал каждое из них на отдельной наклейке. Кроме того, я шестнадцать раз напечатал на простой белой бумаге, чтобы не испортить впечатление копией, отпечатанной через копирку:
Эти орхидеи настолько редкие, что купить их нельзя.
Я отобрал их для Вас. Если хотите узнать почему, позвоните мне по телефону PЕ 3-1212.
Упрятав конверт с наклейками и записками в карман, я поднялся в оранжерею, взял корзину и нож, перешел в теплый отсек и принялся срезать орхидеи. Мне требовалось сорок восемь штук, по три на каждую женщину, но я срезал с запасом, на всякий случай, главным образом – Cattleya Dionysius, Katadin и peetersi, Brassocattleya Calipso, fournierae и Nestor, а также Laeliocattleya barbarossa, Carmencita и St. Gothard. Букет получился потрясающий! Теодор предложил свои услуги, и я не стал отбрыкиваться. Правда, он пытался отговорить меня от Brassocattleya Calipso, которые якобы не полностью расцвели, но я настоял на своем. В помещении для пересадок у нас хранятся подарочные коробочки, нарядная бумага и ленты. Теодор аккуратно укладывал цветы и прилагал записки, а я пришлепывал наклейки и ковырялся с лентами. Ох и пришлось мне с ними помучиться! Вулф-то собаку съел в этом деле, даже Теодору было далеко до него, не говоря уже обо мне, но сегодня правил бал я. Когда наконец был завязан последний бантик, а все шестнадцать коробочек тщательно упакованы в большую картонную коробку, часы показывали без двадцати четыре. Времени хватало. Я стащил коробку вниз, надел пальто и шляпу, вышел, поймал такси и дал водителю адрес на Мэдисон-авеню в районе Пятидесятых улиц.
Контора «Корриган, Фелпс, Кастин и Бриггс» располагалась на восемнадцатом этаже одного из тех зданий, где не жалеют мрамора, чтобы пустить пыль в глаза; двустворчатая дверь в контору помещалась в самом конце широкого коридора. Дверной доводчик был ужасно тугой, должно быть, рассчитан на то, чтобы вытолкнуть лошадь, поэтому я вступил в приемную без свойственной мне грации, что отношу также на счет громоздкой картонной коробки. В просторной приемной двое клиентов дожидались, сидя на стульях, еще один слонялся взад-вперед, а в углу, за стойкой, мрачная трехцветная блондинка колдовала над коммутатором. В нескольких шагах от нее стоял небольшой столик. Я подошел, поставил коробку на пол у стойки, развязал и принялся вытаскивать одну за другой нарядные коробочки с бантами и раскладывать их на столике.
Суровая блондинка ожгла меня уничтожающим взглядом.
– День матери [1] в феврале? – устало спросила она. – А может, у вас там атомная бомба?
Я закончил раскладывать коробочки и придвинулся чуть ближе.
– На одной из этих коробочек, – сказал я, – вы найдете собственное имя. На остальных – другие имена. Доставить нужно сегодня. Быть может, у вас прибудет бодрости и оптимизма…
Я замолчал, так как говорил в пустоту. Девица выскочила из-за стойки и рысью метнулась к столику. Не знаю, на какое чудо она надеялась, но, судя по ее прыти, оно могло уместиться в столь изящной коробочке. Пока она разыскивала свое имя, я подошел к двери, ударом ноги открыл ее – и был таков.
1
Американцы отмечают День матери во второе воскресенье мая. – Здесь и далее примеч. перев.
Если нарядные банты возымеют столь магическое действие на всех женщин в этой конторе, то обрывать телефон мне начнут с минуты на минуту, а потому я намекнул таксисту, что неплохо бы прорваться к Тридцать пятой улице менее чем за час, но, увы, сами знаете, что творится на Манхэттене в это время дня.
Когда мы наконец добрались, я взбежал по ступенькам, открыл ключом дверь, промчался на кухню и спросил у Фрица:
– Мне никто не звонил?
Он ответил, что нет. При этом глаза его странно заблестели.
– Знаешь, Арчи, – сказал он, – если тебе понадобится помощь с дамами, можешь на меня рассчитывать. Забудь про мой возраст: швейцарец и в старости швейцарец.
– Спасибо. Возможно, я тебя позову. Теодор тебе насплетничал?
– Нет. Мистер Вулф рассказал.
– Экий завистник!
Мне вменялось в обязанность докладывать, когда бы я ни возвращался с задания. Поэтому я пошел в кабинет и позвонил по внутреннему телефону в оранжерею, где Вулф ежедневно проводит время с четырех до шести вечера.
– Я дома, – сообщил я. – Цветы доставлены. Кстати, я поставлю их в счет Уэллману по три доллара за штуку. По дешевке.
– Нет. Я не торгую орхидеями.
– Но он же клиент. А без цветов нам не обойтись.
– Я не торгую орхидеями! – отрезал Вулф и бросил трубку.
Я достал учетную книгу, подсчитал затраченное время и расходы Сола, Фреда и Орри, которых отозвали с дела, и выписал им чеки.
Первый звонок я принял почти в шесть. Обычно я отвечаю: «Кабинет Ниро Вулфа, у телефона Арчи Гудвин», но сейчас решил, что стоит подсократить формальности, и сказал просто:
– Арчи Гудвин слушает.
– Это мистер Арчи Гудвин? – спросил суховатый, надтреснутый, но все еще женский голос.
– Да.
– Меня зовут Шарлотта Адамс. Я получила коробочку с орхидеями и вашей запиской. Большое спасибо.
– Не стоит благодарности. Симпатичные, правда?
– Просто загляденье, но только я не ношу орхидеи. Они из теплицы мистера Ниро Вулфа?
– Да, хотя он называет ее оранжереей. Но вы можете смело вдевать их в петлицу, они для того и предназначены.
– Мне сорок восемь лет, мистер Гудвин, так что у вас должны быть какие-то особые причины, чтобы послать мне орхидеи. Почему вы это сделали?
– Буду с вами откровенен, мисс Адамс. Мисс Адамс?
– Нет. Миссис Адамс.
– Все равно буду откровенен. Девушки то и дело выходят замуж и уезжают, и в моем списке номеров телефонов зазияли гигантские прорехи. Я задал себе вопрос: чему обрадуются девушки из того, что я могу им предложить? Ответ оказался такой: десятку тысяч орхидей. Цветы, правда, не мои, но у меня есть к ним доступ. Поэтому я сердечно приглашаю вас завтра вечером в шесть часов посетить дом номер девятьсот два по Западной Тридцать пятой улице, полюбоваться орхидеями, а потом мы вместе пообедаем, и я уверен, ничто не помешает нам хорошо провести время. Вы записали адрес?