Проданная
Шрифт:
Ненавижу.
Сколько раз я стояла подобным образом — не сосчитать. Но отчего-то именно сейчас было отвратительнее всего. Никогда прежде я не чувствовала себя более вещью. Чужая рука провела по щеке, пальцы впились в подбородок. Имперец вертел мою голову, пристально вглядывался, будто искал изъян. Я опускала глаза, опасаясь встречаться с его взглядом, и покорно подчинялась. Его руки скользнули на грудь, сжали, как тиски. Без жалости.
Торговец не затыкался:
— Роскошная грудь, ваша милость! Не слишком мала, но и не настолько велика, чтобы провисать. Изумительные соски так и смотрят вверх!
Высокородный развернул меня спиной и ухватился за задницу.
— Она девственница?
Сальмар Дикан скалился так, что едва не сиял, как лампа:
— Конечно, мой господин. Разве я осмелился бы предложить вам что-то недостойное? Нетронутая девственница для вашей милости.
Имперец скользнул ладонью по моему животу, накрыл пах и сжал, заставив меня содрогнуться:
— Он говорит правду? Отвечай, рабыня.
Я опустила голову:
— Да, господин.
— Так тебя не касались?
Я покачала головой.
— Рот? Задница?
Я с трудом сглотнула — от страха пересохло во рту. Сделалось донельзя мерзко. Эти вопросы никогда не звучали настолько отвратительно, как сейчас.
— Никогда, господин.
— Сколько тебе лет?
— Двадцать один установленный.
Высокородный, наконец, убрал руку, повернулся к Дикану:
— Сколько ты хочешь?
Торговец мялся. После многозначительной паузы подобострастно пробормотал:
— Шесть тысяч геллеров, мой господин. Клянусь, я заплатил за нее на Форсе четыре тысячи.
Имперец скривился:
— Эта девка не стоит шести тысяч — она не настолько хороша, как ты расхваливаешь. К тому же, у нее спесивый нрав.
Сальмар Дикан приторно улыбнулся, но было заметно, что он отчаянно борется с собой:
— Что вы, ваша милость! Она послушна, клянусь вам. Пять пятьсот, ваше сиятельство. Из глубокого уважения к вашему высокородству.
Кажется, имперца не устраивала и эта сумма. Я так и стояла нагой, не решаясь прикрыться — мне никто не позволял. Но высокородный и лигур были так заняты торгом… Я подхватила с пола порванное платье, прикрылась.
Пощечина тут же обожгла лицо. Имперец выхватил платье и отшвырнул его:
— Тебе никто не давал позволения.
Я лишь опустила голову, как могла, прикрылась волосами. Глаза щипало, но не скатилось ни единой слезы. Может, и к лучшему: за слезы я могу снова получить по лицу. Сейчас я больше всего желала, чтобы они не сошлись в цене. Чтобы жадность Сальмара Дикана взяла верх, и этот ужасный имперец ушел. Злобный бесстыдный мальчишка. Я не хотела даже представлять, на что он способен. Я бы хотела соврать, сказать, что меня трахали много и часто. Это остудило бы его интерес. Возможно. Но торговец никогда бы не позволил.
Имперец колебался. Переводил взгляд с Дикана на меня и обратно. Торговец нервно жевал губу, теребя пальцы, — слишком боялся, что сделка сорвется. Я уже выучила его жесты.
— Ваша милость, только для вас: пять тысяч геллеров. Больше уступить никак не могу, потратился на содержание рабыни, на перелет. Мой профит и так ничтожно мал. Белая женщина, ваша милость, как настоящая имперка. Девственница. Отменный товар!
Хотелось заклеить старику рот. Чтобы заткнулся, позволил высокородному выродку уйти.
Имперец кивнул сопровождающему в коричневой мантии:
— Расплатись.
Тот колебался:
— Ваше сиятельство, сумма несколько превосходит…
— …я сказал: расплатись, Огден.
Тот все еще упирался:
— Ваше сиятельство, я имею четкие указания от вашего высокородного отца.
Мальчишка взял его за грудки и тряхнул:
— С моим отцом я буду разбираться сам. А ты всего лишь управляющий. Поэтому придержи язык и плати, как велел. Это мой приказ.
Управляющий подчинился, хоть его оплывшее лицо с дряблыми щеками выражало крайнее неодобрение. Он отсчитал Сальмару Дикану имперским золотом. Я с ужасом наблюдала, как большие чипированные монеты множились на темной ладони, как жадно смотрел торговец. Лигур спрятал золото в поясной сумке, направился к терминалу регистрации и распечатал акт продажи. Скрепил своей «подписью», приложив палец к оранжевому квадрату. Формуляр, оправленный в тонкую серую рамку, издал отвратительный писк, и контур квадрата загорелся. Высокородный отметился рядом, и я услышала второй сигнал.
Вот и все.
Я продана заносчивому высокородному ублюдку за пять тысяч геллеров. Но сейчас я больше всего мечтала о том, чтобы мне позволили одеться.
Сальмар Дикан был доволен. Что уж там, — счастлив. Едва не плясал от радости. Он не уставал расшаркиваться перед высокородным, еще немного, и, кажется, стал бы целовать руки.
— Вашей милости осталось пожаловать в Торговую палату, чтобы зарегистрировать сделку и записать ваше имущество в реестр. Поздравляю с удачной покупкой, ваше высокородие.
Имперец не отвечал. Казалось, с заключением сделки он перестал замечать торговца. Он приблизился, и внутри все заледенело. Я не сводила глаз с комка серой ткани в нескольких шагах. Меня едва не трясло от желания прикрыть наготу.
Высокородный повернулся к Дикану:
— Где ошейник?
Я сжала зубы до скрипа, меня будто облили ледяной водой. Меня поведут на поводке, как собаку.
Лигур метнулся вглубь секции и вернулся с металлическим ошейником на короткой цепи. Протянул мальчишке:
— Желаете сами, ваше высокородие? Или прикажете мне?
Тот взял цепь из рук лигура. Шею обожгло холодом. Щелкнул замок, я ощутила тяжесть железа. Стало будто тяжелее дышать. Едва ли может быть что-то унизительнее ошейника — мне никогда не приходилось носить его. Имперец передал цепь в руки своего управляющего и направился к выходу.
Я с надеждой смотрела на брошенное платье:
— Позвольте мне одеться, господин.
Мальчишка обернулся, с удивлением повел бровями:
— Это тряпье оскорбляет мой взгляд. Огден, за мной.