Проданные души
Шрифт:
Наконец-то все понявший «рупор оппозиции» по-коровьи замычал, задергался, заелозил по траве. Из глаз Мстиславского-Либермана потоком хлынули слезы.
– Ну, чо, свернуть ему шею? – спросил у старшего группы Филиппов.
– Нет! Зарывайте живьем! – отрезал «особо доверенный». – Если тело чудом найдут, то заключение экспертизы о характере смерти послужит дополнительным доказательством жестокости белорусских гэбэшников!!!
Сергея Адамовича столкнули в яму, засыпали землей, плотно утрамбовали и прикрыли место захоронения дерном. Потом убийцы закинули лопаты подальше в заросли, прямо на могиле развели костер, нажарили шашлыков, набили
В прошлом видный государственный деятель республики Беларусь, попавшийся на воровстве, с позором изгнанный со службы и в мгновение ока трансформировавшийся в «непримиримого борца с антинародным режимом», Сергей Михайлович Астахович сегодня проснулся поздно, кое-как разлепил заплывшие веки и сразу страдальчески заохал в приступе лютого похмелья. (Вчера после удачно организованной провокации упился на радостях с соратниками-оппозиционерами.)
– Ле-е-енка! – сжимая ладонями налитую свинцовой мутью голову, просипел он. – Ле-е-екарство-о-о!!! Уми-ра-а-ю!!!
Ответа не последовало.
– Курва, блин, вонючая! Пива неси! Живо! – безуспешно прождав минуты две, яростно завизжал «непримиримый борец». – Морду разворочу, тварюга ленивая! Ты меня знаешь!!!
Угроза возымела действие. Через несколько секунд в комнату, колыхаясь дряблыми телесами, вбежала супруга Астаховича Елена Дмитриевна и протянула мужу распечатанную банку вышеозначенного напитка германского производства.
– Ур-ркхе-пф-ф-ф! – хищно присосался к банке Сергей Михайлович, быстро заглотил содержимое и прогавкал требовательно: – Еще! Две! Или нет, четыре!!.
Как следует опохмелившись, господин Астахович почувствовал себя значительно лучше, уселся поудобнее на постели, поскреб лысину, прикурил сигарету и принялся с удовольствием припоминать подробности вчерашней акции. Собрав небольшую толпу штатных демонстрантов (преимущественно наркоманов и представителей секс-меньшинств), оппозиция устроила шествие через весь Минск, к президентскому дворцу под лозунгами: «Долой диктатора Лукашенко!», «Да здравствует свобода!», «Мы хотим демократию!» и т. д., и т. п.
Рядом (с камерами на изготовку) крались корреспонденты ряда зарубежных и некоторых российских телекомпаний. Долгое время, к великому горю организаторов, на манифестацию никто не обращал внимания, но в двухстах метрах от президентского дворца путь ей наконец-таки преградила шеренга омоновцев. Организаторы вздохнули с облегчением, передали по цепочке условный сигнал, и демонстранты, обрушив на безмолвную шеренгу град заранее припасенных камней, полезли в драку. Омоновцы, отбиваясь, пустили в ход резиновые дубинки. Вот тут-то и заработали многочисленные телекамеры!..
В ближайшие день-два документальная запись «зверской расправы над белорусской оппозицией» попадет в мировой телеэфир. Естественно – обрезанная, умело смонтированная. Так, зрители не увидят молодого милиционера с разбитым в кровь лицом, поваленного на асфальт и злобно пинаемого сквернословящими «демократами». Но вздымающиеся над головами дубинки им покажут крупным планом в различных ракурсах! И тот кадр, где юная лесбиянка протыкает шилом глаз омоновцу, «гуманисты-правдолюбцы» стыдливо вырежут. Зато продолжение этой истории – когда обезоруженную, упирающуюся стерву тащат к «воронку» – продемонстрируют обязательно!.. В общем, получится жуткая кинохроника в лучших традициях современных западных СМИ, густо приправленная скорбными комментариями и гневными призывами обуздать «распоясавшихся злодеев». Очередной международный скандал гарантирован!!!
«Борец с тоталитарным режимом» пакостно хихикнул, забычковал окурок в пепельнице, и... в следующий миг в дверь длинно, настойчиво позвонили. Потом заколошматили ногами.
– Что за черт? – изумился Сергей Михайлович, спрыгивая на пол. – Кто там на хрен безобразничает?!
– Откройте! Госбезопасность! – словно отвечая Астаховичу, завопили на лестнице грубые голоса. – Не прячься, мятежник! Мы знаем – ты дома!
«Не может быть! – покрылся холодной испариной „бесстрашный оппозиционер“. – КГБ?! За мной?! Чепуха! Лукашенко пальцем не тронет патентованного правозащитника без о-о-очень веских оснований. А оснований-то у него и нет! Я ж не лез на ментов с кулаками. Стоял спокойненько в отдалении, давал интервью журналистам. Наверное, тут обычное недоразумение...»
– Лена, отопри. Сейчас разберемся, – собравшись с духом, велел он жене...
В квартиру Астаховича ломились Василий Павленко и Николай Филиппов. Валерий Симаков остался ждать за рулем, в черной «Волге» с тонированными стеклами. На сей раз старший группы взял на себя роль водителя. Мол, он один знает, куда надо отвезти «пассажира»...
Дверь отворила жирная перепуганная тетка в цветастом халате, на вид лет сорока-пятидесяти.
– Комитет государственной безопасности! – свирепо отчеканил Павленко, тыча в нос тетке раскрытое удостоверение. Филиппов, согласно инструкции Симакова, проделал то же самое.
– Вы, э-э-э-э, товарищи, ошиблись адресом, – проблеял, выходя из спальни, пожилой, опухший с перепоя, вислобрюхий мужик с козлиной бороденкой, облаченный в «семейные» трусы с изображением американского флага. – Я Сергей Михайлович Астахович, известный...
– Глохни, сука! – гаркнул Павленко. – Мы не ошиблись! Именно ты нам и нужен! Одевайся, предатель! Поедем на допрос!
– И-и-и!!! – попыталась закатить истерику Елена Дмитриевна, но Павленко моментально заткнул ей рот ударом кулака, вынул из-за пазухи пистолет и, наведя дуло на Сергея Михайловича, с угрозой повторил: – Одевайся!
Одуревший со страха «непримиримый борец» бросился поспешно натягивать одежду...
Через пять минут белого как мел, сгорбившегося Астаховича на глазах у десятка любопытствующих соседей вывели из подъезда и затолкали в машину. Симаков выжал газ. Зловещая черная «Волга» молнией вылетела со двора...
Ехали долго, но вовсе не в сторону белорусской «Лубянки», а наоборот – подальше от города. По самому малолюдному из местных шоссе, больше напоминающему проселок. Однако Сергей Михайлович ничего этого не замечал и всю дорогу провел в полуобморочном состоянии. Безумный, животный страх терзал сердце, парализовал волю. Какие бы то ни было мысли в голове видного оппозиционера напрочь отсутствовали. И уж тем более не срывались с уст приличествующие «непримиримому борцу» обличительные речи, хотя рта Астаховичу никто не затыкал. Лжегэбэшники друг с другом тоже не разговаривали, но на свою скованную ужасом жертву периодически посматривали. С нескрываемой издевкой.