Проданный сон

Особенности быта народа, одним из основных занятий которого было пастбищное скотоводство, связанное с медленными передвижениями на огромных пространствах и остановками, когда люди коротали время как могли, а также и то обстоятельство, что туркмены в прошлом почти поголовно были неграмотны, определили и самый факт широкого развития сказочного творчества, и самобытный характер туркменской сказки. Конечно, сказки рассказывались не только пастухами и не только во время остановок торговых караванов, они рассказывались в городах, где на базарах в чайханах собирались люди, в домах и юртах жителей селений, особенно в кругу женщин, стариков и детей. Перекочевки с одного места на другое, встречи с людьми иных национальностей, а еще в большей степени — историческая судьба народа, с XVI и по XIX в. связанная с историей Ирана, благоприятствовали процессу взаимного обмена сказочными сюжетами. Туркменская сказка испытала влияние соседних с туркменами народов Средней Азии, а через посредство иранского фольклора обогатилась древнеиндийскими сюжетами. Памятники древнеиндийской литературы — «Панчатантра», «Двадцать пять рассказов Веталы», «Хитопадеша», «Жизнь Викрамы», «Шукасаптати» явились источником заимствования сюжетов и мотивов для многих народов, и в том числе для туркмен. Кроме того, сюжеты туркменских сказок имеют соответствия и параллели со сказками иранскими, турецкими, азербайджанскими, дагестанскими, сказками Закавказья, калмыкскими, казахскими и многими другими. В туркменских сказках прослеживаются разнообразные напластования, одни из которых восходят к глубокой древности тюркских народов, другие несут на себе печать специфики быта и характера именно туркмен, третьи представляют собой смешение иноземных влияний.

Собирание и постепенная публикация туркменских сказок начались в начале 30-х годов нынешнего века. До этого имелись лишь единичные публикации сказок в русском переводе. Так, несколько сказок были напечатаны в 1910 г. в «Кауфманском сборнике», а в 1912 г. в журнале «Живая старина» вышло описание нескольких других сказок. В 1930 г. экспедиция Академии наук СССР, изучавшая марыйский диалект туркменского языка в районе между Мары и Байрам-Али, записала тринадцать туркменских сказок. Это была первая документированная запись туркменского фольклора. Однако текст этих сказок, записанных Н. Ф. Лебедевым, был опубликован только в 1954 г. {1}Первый наиболее обширный сборник, составленный М. Сакали и А. Каушутовым и содержавший 50 туркменских сказок, вышел из печати в 1940 г. {2}Следом за ним были напечатаны циклы «Мирали и Солтансоюн» {3}и анекдоты о Кемине, {4}представляющие собой сборники народных рассказов об Алишере Навои и анекдотов о поэте Кемине. Самое крупное издание туркменских сказок было осуществлено А. Каушутовым, Н. Кураевым и А. Тайимовым в 1959 г. {5}Оно содержит 68 сказок, но, к сожалению, частично повторяет издание 1940 г. В том же 1959 г. вышел сборник «Народные легенды о Махтумкули». {6}

Хотя к настоящему моменту работа по собиранию и изучению туркменских сказок далеко не завершена, тем не менее сделано уже достаточно для того, чтобы можно было судить о наиболее характерных чертах туркменского сказочного творчества.

Так же как и в сказках других народов, в туркменской сказке следует выделить три типа: 1) сказки о животных, 2) волшебные сказки, 3) бытовые сказки; к последним близко примыкают анекдоты.

Сказки о животных можно подразделить на два вида — те, в которых действуют только животные, и те, в которых животные имеют своими партнерами людей. Как правило, и первые и вторые сказки имеют моралистический характер («Как дружили две лисички», «Баран и волк», «Умный воробей»). Значительная часть туркменских сказок о животных посвящена изображению храбрости, находчивости и хитроумия таких зверей, которые по своей природе вовсе не являются ни храбрыми, ни умными, то есть торжеству домашних животных над дикими («Как коза и баран напугали волков», «Баран и волк»). Причем, так же как и в сказках многих других народов, самым изворотливым и хитрым зверем является традиционная лиса. Среди туркменских сказок о животных встречаются и такие, которые призваны как бы иллюстрировать известные пословицы («Всего лишь медведь» {7}). В порядке определения соответствий следует отметить, что четыре сказки из предлагаемого вниманию читателя сборника имеют прямые соответствия с рассказами из «Панчатантры». Расхождения в сюжетах тех и других весьма незначительны и вызваны условиями быта простого туркмена. Так, развлекавшиеся в пруду «гаремные женщины некоего царя» «Панчатантры» {8}в туркменской сказке превратились в женщину, «которая стирала белье», а «золотые цепочки» и «нити жемчуга» в туркменской сказке стали платком («Змея и ворона»). Герои же сказки и в индийском и в туркменском вариантах одни и те же — это ворона, змея (в «Панчатантре» — черный змей) и советчик — шакал. Иногда же при совпадении сюжетов герои разные, скажем черепаха, утка и лысуха в туркменской сказке («Трое друзей») соответствуют черепахе и гусям «Панчатантры». {9}В туркменской сказке «Как голубка, ворона, пчела и лягушка победили слона» события развертываются вокруг голубки, которой помогают отомстить слону животные, перечисленные в названии. В «Панчатантре» же в аналогичной ситуации участвуют иные животные: воробьиха (вместо туркменской голубки), дятел, комар и лягушка. {10}Однако замена животных, совершившаяся в туркменской сказке, не отразилась на развитии фабулы: воробьиха снесла яйца, которые разбил слон (у туркмен — слон разбил яйца голубки). Далее, животные придумали, как отомстить слону: комар должен зажужжать слону на ухо, чтобы тот зажмурился от удовольствия, — в туркменской сказке это проделывает пчела. Тогда дятел должен будет выклевать у слона глаза, тот ослепнет и пойдет, испытывая жажду, на кваканье лягушки, которая и заманит слона в яму. Вместо дятла в туркменской сказке глаза слону выклевывает ворона, все остальное аналогично «Панчатантре». Несколько больше отличается от своего индийского прототипа сказка «Как осел подружился с куланом». В индийском варианте героями сказки являются осел и шакал, а само действие более развернуто и осложнено. {11}

По своей структуре сказки о животных имеют много общего с анекдотом: они, как правило, коротки, без развернутого зачина, фабула простая, большое значение имеет диалог, а концовка часто заключает в себе остроумный ответ.

Звери участвуют и в волшебных сказках, но здесь они играют совершенно другую роль, из главных героев они становятся второстепенными, и встреча с ними является одним из этапов странствования главного героя — человека — в поисках чудесного. Тигр, лев, змея, кошка, собака, ворон, голубь и другие выступают в роли помощников героя. При этом обычно последний сначала проявляет свои добрые чувства по отношению к зверю, и тот в благодарность оказывает ему помощь.

Мир туркменской волшебной сказки тесно связан с мифологией иранцев и арабов, что явилось результатом культурных взаимосвязей народов. Обязательные персонажи волшебной сказки — пери, дэвы, драконы, птица Симург и птица Зумруд (по-туркменски Замыр). Роль этих персонажей в туркменской сказке не отличается от той, которую они играют в арабских и персидских сказках. Однако в их облике есть и некоторые специфически туркменские черты. Например, пери в иранской мифологии — это злые или добрые духи, появляющиеся в виде прекрасных девушек. В туркменской сказке пери — это красивая девушка, обычно попавшая в плен к дэву, иногда наделенная магической силой, а иногда и нет. Изображение пери просто как девушки-красавицы несомненно связано с влиянием классической среднеазиатской поэзии, в которой «пери» стало символом женской красоты. По иранским поверьям пери могут превращаться в голубей. Подобную аналогию мы можем проследить и в туркменской сказке «Проданный сон», где пери Гюлькахкас и ее подруги превращаются в голубей. С этим мотивом связано также и участие в сказке голубя как помощника героя, но без указания, что это превратившаяся в голубя пери («Пять каландаров»). В каком бы качестве пери ни фигурировали, как волшебницы или как просто красивые девушки, они всегда помогают герою и поэтому олицетворяют собой доброе начало в сказке. Даже «злая пери» из сказки «Сын Бахаветдина-Верблюда» действует по отношению к герою вполне доброжелательно.

Все злое, угрожающее герою, сконцентрировано вокруг образов дэва и дракона. Но если в иранском фольклоре дэв — это чудовище, обросшее шерстью, с рогами, огромными глазами и носом, с когтями на руках, ногах и коленях, с копытами и хвостом, то дэв туркменской сказки воспринимается скорее как человек, только огромный, прожорливый и глупый. Иногда дэв наделяется большим числом голов («Три сына падишаха»), в других случаях есть упоминание о хвосте («Кельдже-батыр»). Возможно, однако, что рассказчику нет надобности всякий раз описывать наружность дэва, так как предполагается, что слушателям она хорошо известна. Поэтому рассказчик останавливает свое внимание главным образом на описании мощи дэва: «Когда дэв поворачивает назад, небо покрывается тучами и дует ветер. Когда ему остается день пути сюда, шумят вершины деревьев, когда же дэв сюда доходит, дрожит земля, деревья трещат и ломаются» («Караджа-батыр»). Но несмотря на свою мощь, дэв обрисован в сказках в высшей степени добродушно. Он глуп, — неповоротлив, часто труслив, его легко обмануть и убить. Дэвы не только послушны (в сказке «Сорок небылиц» дэв по приказу падишаха отказался от своих злых намерений), но и склонны помогать людям («Три сына падишаха», «Караджа-батыр»). Точно так же двойственна и природа дракона, который рисуется в виде огромной змеи. Драконы могут людям вредить (в сказке «Сирота» дракон, улегшись, перекрыл реку, и жители города, чтобы получить воду, отдают ему на съедение девушек), но могут и помогать (в сказке «Овез-лентяй» дракон из чувства благодарности к Овезу помогает ему добыть чудодейственный перстень). Эпизодически в сказках появляется образ старухи-дэва, который весьма любопытен. Так, в сказке «Проданный сон» герою помогает своим колдовством старуха-дэв, живущая в черной юрте. Этот же образ встречается в сказке «Мачеха и падчерица»: поднявшийся ветер вырывает у девушки хлопок и уносит его в черную лачугу, где живет старуха-дэв. А в сказке «Караванбаши» есть следующие строки: «Потихоньку, полегоньку, мимо черной лачужки любезной госпожи-старушки с божьей помощью идут они, идут, едут они, едут, погоняют и погоняют — и наконец добираются до города, куда направлялись». Так описывается путь каравана. Кажется очевидным, что в лице старухи-дэва туркменской сказки соединились два образа — женщины-дэва (как жены или матери дэва) из восточной мифологии и образ бабушки-громовницы туркменской демонологии. Таким образом, возвращаясь к примеру, приведенному выше, следует понимать, что караван шел, минуя опасности и стихийные бедствия. Небезынтересно сопоставить с этим лакскую сказку «Красная корова» (сюжет, аналогичный «Мачехе и падчерице»), где ветер вырывает у девушки шерсть и уносит ее в «дом ветряной Чассажи». {12}

Народная мифология туркмен нашла свое отражение в популярной туркменской сказке «Ак-Памык» (букв. «Белый хлопок»). Героиня сказки Ак-Памык оживляет своих братьев, убитых дэвами, молоком верблюдицы Ак-Мая. Между тем «Ак-Маянын сюйди», что буквально значит «Молоко белой верблюдицы», — это одно из туркменских названий Млечного пути. В этой сказке интересен также факт смешения народных космографических представлений с мусульманскими. За то, что верблюжонок помог девушке, его мать, верблюдица Ак-Мая, превращает его в черный камень, и рассказчик восклицает: «Говорят, став черным камнем, он, бедный, и сейчас еще стоит по дороге в Мекку!» Здесь следует напомнить, что черный камень Каабы — главной святыни мусульман — имеет метеоритное происхождение.

Помимо животных, пери, а иногда и дэвов, героям туркменских волшебных сказок помогают мифические птицы Симург и Зумруд (Замыр). Эпизоды с их участием всегда одинаковы, разница только в более или менее подробном изложении. Герой спасает птенцов птицы Симург (или Замыр) от дракона (змеи) и ложится спать. Прилетает птица Симург и хочет убить героя, но птенцы рассказывают ей, что он спас их от смерти, и тогда в благодарность птица Симург помогает герою: переносит его в нужное место. По пути птице не хватает мяса, и герой сказки отрезает часть своей ноги. Птица догадывается об этом и не ест мясо, а впоследствии выплевывает его и исцеляет ногу героя. Точно в таком же виде эпизоды с птицей Симург встречаются в турецких, азербайджанских и других сказках.

Положительным героем туркменской волшебной сказки чаще всего бывает или младший сын падишаха, или сын бедняка, или сирота. Задача, стоящая перед ним, — это поиски и добывание разных необходимых ему вещей: коней, похищенных дэвом («Караджа-батыр»), прекрасной девушки («О сыне падишаха и сыне везира», «Пять каландаров»), птицы — сладкоголосого соловья («Три сына падишаха») или просто богатства («Сирота»). Чтобы достичь желанной цели, герой сказки отправляется в странствия, где его ждут разные препятствия и приключения. Сказка, как правило, оканчивается счастливо, но бывают сказки и с плохим концом («Как плешивый был батраком»). В некоторых волшебных сказках герои пускаются в путь не с заданной целью, а в силу сложившихся обстоятельств («Две сестры», «Два сына падишаха, рожденные от невольницы»), и тогда эпизоды сказки один за другим нанизываются на основной стержень — странствия героя, и в каждом из этих эпизодов у героя иная цель. Как пример характерна сказка «Сын Бахаветдина-Верблюда», где сначала сын отыскивает отца, потом идет куда глаза глядят, так как, нарушив наказы отца, он не может вернуться домой, потом в силу случайных обстоятельств путешествует с девушкой, которая принимает его за другого, и, наконец, начинает странствовать уже по приказу хана, посылающего героя на верную смерть.

Носителями злого умысла являются падишах и хан. Именно они, чтобы завладеть красивой женой героя, дают ему поручения, неминуемо ведущие к гибели. Тут-то и начинают действовать разные помощники героя, в числе которых, кроме уже упомянутых, следует отметить чудесного коня («Проданный сон»). Конь в волшебной сказке несет в себе черты коня из героического эпоса. Злые намерения часто приписываются и старшим братьям героя, которые обманывают своего младшего брата и присваивают себе его заслуги («Караджа-батыр», «Три сына падишаха»). Мотив злых братьев следует рассматривать в связи с коранической легендой о Юсуфе {13}(библейском Иосифе) и ее использованием в литературе, как персидской, так и на тюркских языках. {14}Вообще многие туркменские сказки испытали влияние литературы, но так как до XVIII в. не существовало туркменской письменной литературы, то речь может идти о влиянии литератур других народов Востока. В этом смысле показательна сказка «Искендер-падишах». Александр Македонский, которого религиозная мусульманская традиция считает правоверным и пророком Аллаха, — фигура чрезвычайно популярная на всем мусульманском Востоке. История Александра Македонского послужила темой для ряда поэтических произведений — на персидском языке (эпизод из «Шах-наме» Фирдоуси, «Искандер-наме» Низами и другие) и на средневековом литературном тюркском языке Средней Азии («Садди Искандари» Навои). В этих поэмах, с оговорками и без них, Александр Македонский изображался как сын иранского царя Дария II Ахеменида. Начало этой традиции было положено в глубокой древности в связи с тем, что занимать иранский престол мог только носитель фарра (божественной благодати), а это качество передавалось по наследству. Так как Александр (в действительности — сын царя Македонии Филиппа II) прочно завоевал Иран и отрицать его заслуги в жизни страны уже не представлялось возможным, то оставалось совершить только одно — включить Александра Македонского в число носителей фарра и таким образом сделать его законным преемником власти династии Ахеменидов. Поэтому была создана версия о том, что Александр якобы был сыном дочери Филиппа Македонского и Дария II Ахеменида. Тогда Дарий III Кодоман, которого победил Александр Македонский, представал как младший брат последнего, рожденный от другой матери, а сам Александр Македонский в качестве старшего брата получал право на обладание фарром и, значит, становился законным наследником власти в Иране. Эта версия, необходимая духовенству зороастризма (древнеиранской религии) в его политике, дошла до нас как легенда в передаче ряда авторов, а также была использована (Фирдоуси) или просто изложена (Навои) в указанных выше поэмах. Популярность Александра Македонского среди народов Востока объясняется также и тем, что упоминание о нем вошло в Коран. Поэтические произведения об Александре Македонском, естественно, являются плодом творчества поэтов, каждый из которых расцвечивал легенду сообразно своему вкусу, таланту и существовавшей литературной традиции. Поэтому с течением времени легенда о происхождении Александра Македонского отошла на задний план, уступив место самой его личности, которую восточная традиция представляет как идеального государя, наделенного мудростью, правдолюбием и гуманностью. Туркменская сказка «Искендер-падишах» весьма скупа на побочные мотивы, вернее, все то, что не связано с версией о рождении Искендер-падишаха, привнесено условиями жизни рассказчика. Основная линия сюжета сказки заключается в том, что Дараб-падишах (Дарий II) отнимает у Пилкуса-падишаха (Филиппа Македонского) дочь и женится на ней. Затем по оговору своих приближенных он отсылает жену к ее отцу. Та по дороге родит сына — Искендера и бросает его в развалинах. Искендера кормит коза и охраняет дракон. Потом его находит и воспитывает нищая старуха. Случайно мать узнает своего сына, и Искендер-падишах становится наследником Пилкуса-падишаха. В это время умирает Дараб-падишах, и ему наследует его сын — Дара-падишах (Дарий III). На требование уплаты дани Искендер просит передать: «Нынче курочка, что несла золотые яички, стала петухом», и отказывается платить дань Даре-падишаху. Вспыхивает война, в результате которой Искендер побеждает войско Дары-падишаха. В последний миг перед смертью Дары-падишаха (его отравляют приближенные) Искендер узнает своего родного брата. Отравители-везиры несут заслуженное наказание. В таком виде туркменская версия легенды об Александре является весьма точным пересказом ее арабских версий, дошедших до нас в изложении Динавари (VIII в.) и Табари (X в.). {15}Таким образом, становится ясно, что для туркменского сказочника не существует исторической личности Александра Македонского, но существует вымышленный образ Искендер-падишаха, отработанный в течение веков фантазией литературы и фольклора.