Продавец льда
Шрифт:
— Сними шлем, — еле сдерживаясь, велел он Браконьеру.
Тот трясущимися руками отцепил фейсгард и отбросил каску на спину.
И перестал быть Браконьером, превратившись в Мариуса Фингена, сына шерифа.
Оскар протяжно свистнул, потом вернул игломет в зажимы.
— Ты откуда взялся? — спросил он наконец.
Оскар хорошо знал парня, даже уважал за большой талант в литой ледовой скульптуре: сам в свое время научил его многим техническим приемам.
— Меня взял с собой господин Карвальял, — ответил юноша.
«Хорошее
— Как же ты попал в такую расчудесную компанию?
— Кроме него, никто меня не брал. Помните, я и с вами просился?
— А я туристов не вожу. Кроме того, случись с тобой что-нибудь, как бы я объяснялся с шерифом?
— Я бы расписку дал.
— Толку с нее… ты же несовершеннолетний. А шерифу, я думаю, нужен живой сын, а не расписка. Выходит, Браконьер сбросил тебя, как балласт?
— Нет… — Глаза юноши расширились. — Он… там…
— Ты что, черта увидел? Где — «там»?
Мариус ткнул рукой в сторону Свечки, пальцы его заметно дрожали.
— Что с ним?
— Не знаю. Все случилось так быстро…
— Ладно. Садись за руль и веди самым малым ходом. Сумеешь?
Юноша кивнул.
— И успокойся. Ты жив, а это, в конечном счете, главное.
Парень снова судорожно кивнул и надавил педаль контактора.
Оскар включил большой прожектор. Немного не доезжая Свечки, Мариус затормозил и показал в темноту:
— Вот здесь мы сняли балласт.
— С аборигеном?
— Да. А что, это был ваш участок?
— Ладно. Потом вернемся. Где этот гад?
— Впереди. Не нужно туда ехать.
— Добро. Где не проедем, пройдем пешком. Бери фару и полезай за мной, заявил Оскар, натягивая парик и перчатки.
Гад был на месте и уже получил свое, даже с избытком. На ровном месте острием вверх торчала странно закрученная алмазно-прозрачная сосулька, внутри — серебристый буер, и рядом — Браконьер.
«Доигрался, сволочь», — подумал Оскар.
«Вот и меня когда-нибудь найдут в таком же виде», — подумал он пять минут спустя.
Мариус порывался что-то сказать, но Оскар жестом велел ему заткнуться. Без единого слова он вернулся к балластине. Вырезана она была самым варварским образом: вся поверхность — сплошная муть и мелкие трещины. Он взял у Мариуса фару, поставил рядом с блоком, посмотрел с другой стороны. Внутри льдины смутно различался силуэт свернувшегося калачиком аборигена. Оскар подобрал какую-то забавную ледышку, положил поверх блока.
— Ни черта не разобрать. Давай впрягайся, а то лебедка сюда не достанет, — сказал он наконец и начал толкать ледовый блок к вездеходу.
Когда они забрались в кабину и сняли теплое, Оскар плеснул Мариусу спирта, приложился сам и велел:
— Теперь рассказывай все по порядку.
Парень, хлебнув спирта, долго тяжело дышал и моргал, но потом все-таки начал:
— Господин Карвальял хотел проверить, нельзя ли на облегченном буере проскочить через язык Стеклянной реки. Не успел он подъехать к нему, как под буером словно что-то лопнуло, и лед полез вверх. Он выскочил из буера, но лед захватил и его. Все кончилось за минуту.
— Понятно, — сказал Оскар. — А теперь одевайся и вылезай наружу.
— Пощадите, господин Пербрайт!
— Дурень… Я сейчас буду менять «липучку», а это зрелище не для слабонервных. Вернешься минут через пять, и если я отключусь, постучишь мне по морде.
Когда до Ириса осталось мили две, Мариус начал как-то странно поглядывать на Оскара.
— В чем дело? — спросил тот.
— Господин Пербрайт, можно вас спросить?
— Давай.
Гибель Браконьера, хоть он и был гадом, сильно подействовала на Оскара. В этом состоянии его можно было просить о чем угодно, и мальчишка это почувствовал.
— Не говорите матери. Отец так или иначе узнает, а мама…
— Договорились. Скажешь, что был у меня в мастерской, — ответил Оскар, и Мариус облегченно вздохнул. — Кстати, мог бы и не просить: мы с твоей матерью ходим разными курсами.
— Вы помните, как выглядел буер в сталагмите? — спросил Мариус после долгой паузы.
— Да, к сожалению.
— Очень динамично. Понимаете, форма как бы течет вниз и одновременно взметается вверх. Все дело в спирали. Это был бы чудесный памятник всем, кто погиб во льдах.
— Из этой скотины — памятник?! — удивился Оскар. — Да кто его купит?
— Я бы все сделал бесплатно. Выставил бы его для всеобщего обозрения…
— Угу. У казино или — еще лучше — у ресторана. Наконец-то Браконьер попадет в приличное общество. Слушай, а замерзни там я, ты бы и меня выставил?
— Что вы, господин Пербрайт!
— Ну так пусть и Браконьер стоит там, где его Бог покарал. Эх ты, скульптор Божьей милостью…
6
Что кристалла из этого блока не получится, Оскару стало ясно с самого начала.
Можно было сделать простую прямоугольную призму. Можно было сотворить новодел, назвать его новоделом и продать как новодел. В любом случае следовало сначала посмотреть, кто там внутри, а уж потом решать судьбу блока. Главное, глубоких трещин на нем не было.
Все было как всегда: Оскар укрепил блок в фиксаторах, прошелся термокаутером по самым вопиющим выступам и принялся осторожно полировать там, откуда можно было увидеть человека, заключенного в льдине.
Этой женщине было не место в паршивой прямоугольной призме, хотя, с другой стороны, такая красота не нуждалась ни в каких особенных украшениях. Медные волосы заслоняли часть лица, но и так было ясно, что Оскару достался шедевр. О теле судить было рано, но он и мысли не допускал, что оно может оказаться недостойным лица.