Продавец снов
Шрифт:
– Глазам своим не верю. Ничего не понимаю. Портрет же был здесь, не понимаю… – шептал, потрясённый произошедшим, Погодин.
– А может, его выкрали? – выдвинул гипотезу Стародубцев. – Ведь так просто, ни с того ни сего, он же не мог куда-то исчезнуть? Признайтесь, уважаемый Семён, вы явно меня разыгрываете?
– И в мыслях не было. Да зачем, собственно. Я и сам поражён случившимся. Просто теряюсь в догадках – как такое могло произойти?
Глава 2
Выйдя из подъезда,
Кузьмич посмотрел на небо: ни грозы, ни дождя ничего не предвещало. Всё это крайне удивило его, но, не отягощая себя догадками, он не спеша проследовал по опустевшему двору и, повернув в переулок, направился к ближайшему магазину.
По дороге он встретил единственного до синевы небритого гражданина, тянувшего за собой на верёвке упирающуюся дворнягу.
– Эй, пролетарий, купи собачку! Недорого! Всего троячок, – прохрипел он, обращаясь к слесарю.
Слесарь остановился, прикинув в уме, зачем ему дворняга и сколько у него денег. Подытожив, решил, что дворняга ему не нужна, но её жаль, а денег хватает впритык. Но если взять одну бутылку и быть поскромнее с закусками, то это ещё не конец света, вполне можно свести концы с концами.
– Отпусти животное, душегуб. Они же братья наши меньшие, – возмутился он.
Мужик ссутулился, и, покосившись на собаку, пробурчал:
– Ну, тогда хоть рубль дай – отпущу.
– Эх, Россея! Когда же мы просить-то перестанем? – вздохнул Кузьмич и высыпал ему на ладонь всю мелочь.
На удивление Кузьмича, магазин был открыт и безлюден – ни очередей, ни продавцов. «Куда их всех черти подевали, неужели в стране сухой закон ввели? Вот уж это действительно конец света!» – с ужасом подумал он. Слесарь, всё же не теряя духа, подошёл к прилавку и, постучав о него, позвал:
– Есть кто? Обслужите!
Дверь подсобки скрипнула. Из неё вышла худющая продавщица. Имитируя бюст, она оттопырила на груди фартук, повернувшись к небольшому зеркалу, висевшему под вывеской «Пьянству – бой!» и «Вино и водка отпускаются после одиннадцати часов», поправила чепец.
– Чё орёшь, не глухая! – возмутилась она и воткнулась в него оценивающим взглядом.
– А чего никого нет-то? – словно оправдываясь, спросил Кузьмич.
– Собрание! К митингу завтрашнему готовимся, «О взятии повышенных обязательств», – торжественно ответила продавщица.
– А-а-а, – понимающе закивал головой слесарь. – Это правильное решение, товарищи!
– Тебе водки, что ли? – спросила она, и, пока слесарь туго соображал – что почём, проницательно ответила за него: – Одну, значит?
– Да, – подтвердил Кузьмич.
Продавщица, не отрывая от него глаз, поставила на прилавок бутылку «Столичной».
– И закуски бы какой, – добавил он.
– Весь ассортимент на витрине, – отрезала она.
В ассортименте, под заляпанным стеклом от тыкающих в него пальцев, имелась «братская могила», то есть килька в томате, селёдка пряного посола и залежавшаяся колбаса «Любительская» с зелёным отливом.
– У вас тут осетров с крабами для антуражу не хватает, – съязвил, разглядывая витрину, Кузьмич.
– Ты мне ещё похами, а то я так пошучу, что мало не покажется, – и продавщица убрала под прилавок «Столичную».
– Нет, только не это! О, язык мой – враг мой! Жизни лишайте, но не лекарства от похмелья, добрейшая из добрейших, спасительница жаждущих глотка живительной влаги, – взмолился слесарь.
– То-то, здесь тебе не террариум, чтобы на экзотику пялиться, – смягчилась она и выставила обратно бутылку.
– Так и быть, селёдки мне взвесьте, – решил слесарь.
Продавщица с большой неохотой надела резиновую перчатку и полезла в стоящую у прилавка деревянную бочку.
– Мне бы с икрой! – размечтался Кузьмич.
– А не треснет? – что именно, она не уточнила, и добавила, продолжая гонять по кругу мутную жидкость: – На всех барышень не напасёшься.
Слесарь хотел было блеснуть остроумием, но, памятуя недавнюю шутку продавщицы, промолчал.
После долгих усилий продавщица наконец выловила ускользающую от неё селёдку и, посмотрев ей в глаза, заключила:
– Тебе повезло – это девочка.
– Жирна, – довольно сказал Кузьмич и ткнул пальцем в костлявое тело рыбы женской особи.
– Что нагуляла, – оскалилась продавщица.
Взвесив её и рассчитав Кузьмича, она оторвала кусок газеты и, скомкав в него селёдку, вручила покупки слесарю. Сложив весь товар в авоську, Кузьмич, радуясь жизни, поспешил обратно.
Подходя к дому, он вдруг подумал, что авоська пропахнет пряным селёдочным рассолом, щедро сочащимся через набухшую газету. Вынув покупку, и дабы освободить её от обильной влаги, Кузьмич тряхнул свёрток. Газета лопнула, и скользкая особь распласталась на дороге. Кузьмич отлепил от асфальта ускользнувшую беглянку и обтёр носовым платком. Оглядев результат, и решив, что это более несовместимо с товарным видом, в сердцах запустил её с газетой в кусты.
За его спиной скрипнули тормоза машины.
– Что соришь, гражданин? – окликнул его строгий голос.
Обернувшись, Кузьмич обомлел. На дороге стоял грузовой фургон с надписью: «Мебель». Приоткрыв дверцу кабины, к нему обращался офицер с погонами комитета госбезопасности.
– Да я тут кошечкам покушать дал, – промямлил слесарь.
– А сам, что уже накушался? Или, я смотрю, всё мало.
– А, это… – Кузьмич потряс авоськой. – Так это на примочки, захворал малость.
– Слышь, хворый, где здесь дом с номером «8»? А то полчаса уже кружим.