Продавец
Шрифт:
— Тебя…
— Меня?
— Тебя…
— Ты появилась через четыре года, и всё, что ты хочешь… это меня?
— Почему нет, Егор?
Губы.
На моей шее.
Прижимается.
Не такая…
Холод.
Прозрачные пальцы расстегивают мои джинсы.
Моё тело — Крыса. Она — Нильс с дудочкой.
Дергаю за волосы. Разворачиваю.
— Хочешь меня, Алёна?
В ухо.
Белья нет. И не было.
Ты не готова. Даже рядом.
Плевать.
Моё тело — Крыса.
—
Одним рывком.
Больно. Тебе больно.
С каждым толчком тебе больно.
Больно за каждый всхлип «мамочка».
Больно за каждое чертово восьмое марта.
Больно за каждый вопрос «почему»
Больно за каждый мой ответ.
— Хочешь? Бери…
— Мне больно, Егор!
— Хм…
— Перестань…
Слезы.
Щекой в стену.
Волосы на кулак.
— Ты можешь меня попросить, Алёна, я помню, как сделать тебе приятно.
Моё тело — Крыса.
— Пожалуйста.
— Пожалуйста, перестать?
Сильно за волосы. Сильные качки. Извращенный секс. К черту подготовку. Меня не готовили.
— Пожалуйста, сделай приятно…
Отлично.
Мое тело — Крыса.
Давится моими пальцами.
Пальцы знают, что делать. Помнят точки. Добавляют стимуляции.
Финиш. Вместе.
— Ты — дрянь, Алёна.
— Ты пожалеешь об этом, Егор!
Тебе больно. До сих пор. Тебе будет больно. Долго.
Я УЖЕ жалею об этом.
В пиве слишком много виски.
Такси слишком медленно едет.
— Настя…
— Мудак.
— Что это?
— Марганцовка, пей, я не хочу, чтобы ты сдох.
Не важно.
Я сдох.
Я уже сдох.
Для этого не нужно блевать желчью.
Глава 6
До того дня я не подозревала, что слово «прости» настолько бесполезный и ничего не значащий звук. До дня, когда выйдя из дома, я столкнулась со спиной Егора, который, даже оглянувшись на меня, покорно шел за свой Лёлькой. А в том, что это была именно она, не было никаких сомнений, даже если бы я не видела фотографий, на которые наткнулась не более недели назад. Вася очень похожа на свою мать.
Поднявшись в свою просторную квартиру, я дала волю своим слезам, своей обиде, своей злости, своему отчаянию, решив, что имею на это полное право, отмерив себе на эти эмоции ровно остаток дня и ночь. Так что к утру и своему первому бесполезному «прости», хотя мое лицо было опухшим от слез, я уже приняла единственное возможное решение, верней его приняли за меня, мне же осталось только согласиться с этим решением, что я и сделала.
Услышав поворот ключа, я напряглась, но не повернула голову в сторону двери — было очевидно, кто пришел.
— Василина, — сидя напротив меня, пока мои руки ищут что-то интересное в кружеве ночной сорочки, — Василина, — шепотом, — пожалуйста, прости меня.
Какая бессмыслица. Абсурд.
— Отдай мне ключ, — было моим ответом, отчего-то осознание, что продавец может войти ко мне в любую минуту, не приносило больше радости.
— Что? Вася, прости меня, — тянет руку, я отпрыгнула дальше, чем могла предположить.
— Эй, ты же не левша, не протягивай ко мне свою правую руку!
— Василина, прости меня, прости.
Когда-то давно я смотрела фильм, в котором говорилось «тебе все равно, где до этого были его губы». В этот момент я поняла, что мне совсем не все равно, где побывала его правая рука, и я определенно не имею намерения мыться год с доместосом для туалета. Во-первых, я не унитаз, во-вторых, я не слишком в этом уверена, но почти наверняка от такого количества хлорки кожа облезет, а жить без кожи совсем некомфортно, как мне кажется.
Поэтому мое внимание сосредоточено на его правой руке, которая пытается дотронуться до меня.
— Отдай мне ключ, — наконец произношу я, не выпуская из поля зрения руку.
— Васелина, послушай же меня!
— Ключ мне отдай.
— Хорошо, возьми ключ, — протягивает. Правой рукой.
— Положи на стол, нет! Не на стол, в раковину положи… — протягиваю ключ от его квартиры, — забери.
— Вася, оставь, на всякий случай…
— На какой случай? Какой случай? Может, подскажешь?? Потому что я никак не могу придумать… может, тот случай, когда ты приедешь со свой Лёоолькой, или на случай, когда у неё миллион пропадет из сумочки? Забери ключи и иди. Все.
— Василина…
— ВСЁ!!! — переходить на визг, без сомнений, некрасиво, но и уезжать на моих глазах с бывшей женой тоже не очень красивый жест, так что, полагаю, я имела полное право перейти на визг и выдворить продавца взашей, бросив ему в след ключи.
В последующие восемь дней до моего отпуска я услышала «прости» сорок девять раз.
«Прости» было на открытках, которые я находила под дверью своей квартиры не один раз за день. Миленькие открыточки, с милыми котятками, щенками, мультяшками и прочими атрибутами раскаяния, которые вызывают улыбку, когда в канцелярском магазине разглядываешь их в попытке убить время, но не когда тебе на самом деле говорят это «прости».
Нас постоянно, с детства, учат просить прощения, наряду со словами «здравствуйте» и «пожалуйста», большая часть этих слов произносится автоматически — «что желаете», «спасибо, что без сдачи». Сейчас — это «прости».
«Прости» было в цветах, которые я, по закону мелодрам, должна была выкидывать сразу по уходу курьера, но я не могла. Видимо, у героинь фильмов нервы сделаны из стали, потому что я не могла выбросить эти букеты — большие и маленькие, моно и сборные, в корзине и нуждающиеся в емкости с водой.