Шрифт:
МАРТЫШКА В ЗООПАРКЕ
Олеся давно уже поняла, что работа в продажах, как нынче это принято называть, – а проще говоря, в торговле, – излечивает такой нелепый дефект конструкции, как человеколюбие, просто на раз-два.
Она еще до сих пор не забыла, как лет пятнадцать назад устроилась в свой первый магазин, который находился в соседнем доме. Он назывался «СПАР». Олеся оказалась не слишком крепкой и продержалась там всего пару месяцев. И этот опыт стал для нее достаточно шокирующим, потому что после увольнения ей потребовалось какое-то время на то, чтобы прийти в себя.
Но, как сказал кто-то достаточно мудрый, – то, что нас
Из этого не слишком удачного на тот момент эксперимента Олеся сумела сделать два вывода. Во-первых, она поняла, что в душе является наивной дружелюбной дурой, и с этим надо как-то бороться. А во-вторых, ни в коем случае нельзя, да еще с таким отвратительно мягким характером, работать в том районе, где проживаешь.
Хоть какого-то опыта работы в магазине, – то есть, с кассой, с деньгами, с покупателями, – у Олеси тогда не было вообще. И его приобретение давалось ей ой как непросто. С потом и кровью, в буквальном смысле этого слова. Во-первых, получилось так, что коллеги почему-то восприняли ее тогда в штыки. Причем, все, без исключения, – от последней уборщицы до самого директора магазина. Олеся так никогда и не поняла, почему так вышло, ведь она действительно очень старалась. И научиться работать, и понравиться окружающим людям, – и коллегам, в том числе. Тогда еще мнение окружающих значило для нее очень много, и она изо всех сил старалась произвести на них хорошее впечатление.
Но, очевидно, просто харизма у нее была какая-то отрицательная. Потому что иначе как вообще было объяснить то, что каждый из коллег старался хоть как-то напакостить ей, а то и откровенно подставить. Олесе было до слез обидно осознавать все это. Ведь она действительно совершенно искренне старалась тщательно выполнять все то, что от нее требовали. Но тщетно. Она все делала не так…
Коллеги нарочно якобы забывали объяснить ей, как правильно пробивать тот или иной товар, – чтобы потом написать на нее докладную. Старший кассир, которая вообще почему-то с самого первого дня восприняла ее в штыки, по десять раз в день, по поводу и без повода, кидалась пересчитывать ее кассу и, обнаружив расхождение в деньгах плюс-минус пару рублей, тоже моментально бросалась строчить на нее жалобу. Олеся только глупо хлопала глазами, глядя на все это. Она вообще никак не могла понять, почему такое происходит, – ведь она очень тщательно пересчитывала деньги, каждую копейку, чтобы не ошибиться, – и очень аккуратно сдавала сдачу. А потому работала необычайно медленно…
Ха-ха-ха!… Уже потом, когда Олеська чуть поднабралась опыта, она поняла, что по-другому и не бывает. И даже быть не может при работе в магазине. Тем более, что тогда, в те годы, все еще были в обиходе копейки, которых на самом деле уже практически словно и не было. Большинство покупателей эти три-четыре копейки сдачи попросту не брали. Зато некоторые, наоборот, громко возмущались и требовали, чтобы ему сдали все точно, – а то ведь подлый кассир пытается обмануть его на целую копейку!.. И, поскольку порой в кассе подобной мелочи попросту не было, приходилось сдавать ему все десять. Это, в принципе, нормально и совершенно естественно, – и это бывает у всех кассиров, а не только у Олеси. Но только на нее практически ежедневно писались докладные и жалобы, только ее вызывали к директору магазина и устраивали жесткие разборки на тему: «Вот объясни мне, как такое вообще может быть, что у тебя целых три рубля в кассе оказались лишними?!»
А она только хлопала глазами и не знала, что сказать в ответ…
Но глупой Олеся не была, поэтому уже через несколько недель работы она сумела понять, что у других кассиров в кассе тоже постоянно появляется тот же небольшой плюс-минус, – просто поначалу это от нее тщательно скрывали, а потом слегка расслабились, и она быстро сообразила, что к чему. Просто-напросто другие кассиры знали, где конкретно на экране отражается сумма, которая должна быть в кассе в наличие, и заранее подстраховывались, забирая все лишнее, – или же, наоборот, добавляя пару-тройку рублей, чтобы не было недостачи. Они-то давно уже научились работать, а вот для Олеськи все это было в новинку и в диковинку. И, после того, как она тоже научилась пользоваться кассовым аппаратом, «недостачи» у нее пропали.
Впрочем, это только почему-то настроило остальных сотрудников магазина против нее еще больше.
Да, Олеся оказалась довольно способной и научилась работать на кассе. Но это ей не слишком помогло. Просто остальные стали придираться к чему-то другому. Например, постоянно заявляли, что она плохо выставляет товар в закрепленном за ней отделе. Олеся, опять же, хоть убей, не понимала, что им не так. Полки были забиты товаром до упора. Выставлен он при этом был строго по планограмме.. Но все равно постоянно что-то было не так…
А дополнительным и самым приятным бонусом к Олеськиной работе оказалось то, что в том самом доме, где находился этот их магазин, проживали ее дорогие родственники, – брат с женой и ребенком и отец.
Устраиваясь сюда на работу, она ориентировалась на близость магазина к собственному дому и совершенно упустила из виду этот факт.
Про Олесиного отца, в принципе, нельзя было сказать ничего плохого. Он заходил в магазин пару раз, – реально за покупками, – вел себя нормально, внимания к себе не привлекал, осуждающих или презрительных взглядов на дочь не бросал и ее неумелую работу никак не комментировал.
Олеськин братец тоже, по аналогии, забежал разок-другой, недоуменно поглазел на сестру, кинулся звонить маме, чтобы сообщить ей, что продавца-кассира из Олеськи никогда не выйдет, – пусть даже и не пытается, а то только людей смешит, – и, в принципе, угомонился.
А вот его дорогая жена, Анна, бегала смотреть на Олеську каждые полчаса. Она делала это под различными предлогами, даже не задумываясь о том, насколько правдоподобно они выглядят. То хлеб забыла купить, то мало оказалось, то еще бутылку пива, а потом еще одну, то молоко, то конфету ребенку… При этом она перетаскала с собой всех своих многочисленных родственников, подруг, соседей, – ей было очень важно показать им всем, где и как работает теперь сестра ее мужа. Олеська при этом чувствовала себя просто мартышкой в зоопарке, посмотреть на которую посетители ходят толпами. И, что греха таить, это был просто тихий ужас. Она и так чувствовала себя за кассой не шибко комфортно, – а при таком повышенном внимании к своей персоне все ее комплексы даже не удвоились, а утроились.
Забавно, но после каждого своего визита Аня тоже немедленно бросалась звонить их маме, с которой Олеся тогда еще общалась, и рассказывала ей о том, как ужасно выглядит бедная и несчастная Олеся в роли кассира. И работать-то у нее вообще не получается, и руки дрожат, и пробивать она не умеет, и деньги сыплются, и люди шарахаются от ужаса при виде нее и рвутся в соседнюю кассу… И вообще, – каждый раз заканчивала она безапелляционным выводом, – сразу понятно, что эта работа не для Олеси; она никогда не сможет освоить такое сложное ремесло, и ей нужно срочно искать что-то другое…
Спасибо вам за поддержку, – с обреченной злостью думала Олеся, – родные мои, что бы я без вас, блин, делала…
Анютка, разумеется, вообще была у них общепризнанным экспертом в данном вопросе, поскольку сама до декрета целых пару месяцев успела проработать в таком же магазине. Но у нее-то все, разумеется, получалось очень даже хорошо, – не то, что у некоторых… И до сих пор, кстати, получается. Она стала настоящим профи в этом вопросе. Потому что вот уже больше пятнадцати лет, с короткими перерывами на декреты, она старательно продолжает трудиться за кассой на радость покупателям…