Продлёнка
Шрифт:
Пришлось построиться парами. Мария Юрьевна стала быстро их пересчитывать, вдруг побледнела и остановилась.
— Где ещё двое? Ребята, где Армен? Где Иванов?
Все завертели головами, оглядывали улицу. Каждому казалось, что сейчас откуда-то обязательно появится Армен, засияет улыбкой. А с ним рядом, как всегда, окажется Игорь Иванов, длиннорукий, немного сутулый. Но на глаза всем то и дело попадался Денис, который суетился и не мог ни секунды постоять на месте.
Все были здесь: Серёжа, Мальвина, Катя Звездочётова, Руслан. Тихо стояла Женя Соловьёва. Все были
— Может быть, они задержались у слонов? — без всякой надежды сказала Мария Юрьевна.
Она сказала это, а сама знала — не задержались. Она же ясно видела, как они выходили за ворота зоопарка. Они должны были стоять здесь, у касс, и ждать. Вот на этом месте, и больше нигде. Но их не было.
Учительница вспомнила, как перед уходом Армен ворчал, что слишком быстро всё кончилось. Мария Юрьевна тогда подумала, что при случае обязательно поговорит с ним. Она скажет ему, что любому человеку иногда может показаться, будто хорошее кончается слишком быстро, а плохое длится слишком долго. Но это просто кажется. А на самом деле всё длится ровно столько, сколько ему полагается. И Армен поймёт и улыбнётся, у него очень хорошая улыбка — белые зубы, тёмные сияющие глаза. А Игорь светленький, и глаза светлые, голова огурцом и смешной хохолок на макушке.
И вот они оба исчезли. Что делать? Из ворот зоопарка выходили люди — сначала их было много, потом всё меньше — наступал вечер, скоро зоопарк закроется. Люди шли, весело переговаривались. Только им, продлёнке и учительнице, сегодняшний вечер принёс тревогу, неизвестность. А может быть — беду? Исчезли два мальчика. Что делать? Мария Юрьевна кинулась обратно, билетёрша что-то крикнула, но учительница махнула рукой, она побежала к слонам. Зачем? На всякий случай, от растерянности, с каплей надежды. Навстречу шёл мужчина с маленьким мальчиком на плечах, ребёнок устал ходить. Больше людей не было. Слон и слонёнок стояли, опустив лобастые головы. Они отдыхали — устали за день.
…Продлёнка вместе с учительницей молча брела к метро. Состояние Марии Юрьевны передалось всем, молчали. Денис хотел разрядить обстановку, на перроне он сказал:
— Марь Юрьна, а может, они домой одни уехали? А?
Все ожили, зашумели:
— А что?
— Большие ребята — сели и уехали.
— Меня давно одну отпускают, и в бассейн и к бабушке.
— Сели в вагон и уехали!
— Ничего с ними не случилось!
Мария Юрьевна посмотрела на каждого по очереди, покачала головой:
— Они не могли так поступить. — Подумала немного и повторила: — Нет, не могли.
Денис не отставал:
— Ну почему не могли-то?
И вся продлёнка:
— Почему?
— Почему?
— Да хотя бы потому, что они уже большие, не по три года детям. Они не могли не подумать о нас, о том, что мы будем беспокоиться! — Ей приходилось перекрикивать шум поезда, вот почему она кричала на своих учеников. Мария Юрьевна никогда не кричит, а тут кричала, и голос срывался.
Подошли к школе. Днём они собрались здесь, в школьном дворе, у всех было праздничное настроение. Мальчишки толкались, девчонки визжали. Все были довольны. Впереди зоопарк. Теперь они стояли понурые, не смотрели друг на друга.
— Все могут идти домой, — сказала Мария Юрьевна холодно, как будто все до одного были виноваты. — До свидания. И — никуда, слышите? Прямо домой!
Повернулась и пошла по улице. Сумерки были сырыми, ветер трепал старую афишу: киноактриса радостно улыбалась. Листья летели над самым асфальтом и тонули в лужах.
Мария Юрьевна вошла во двор, подъезд был ярко освещён, она не решалась позвонить в дверь. Что ждёт её за этой дверью? Что она скажет маме Армена? «Я потеряла вашего мальчика»? И что ответит его мама? Ей, учительнице, доверили Армена. Где он? Что с ним? Как страшно… Огромный город, машины мчатся, мало ли происшествий, катастроф? Сколько страшных мыслей у неё в голове. Она нажала на кнопку. Быстрые шаги, дверь распахнулась, в прихожей стоит мама Армена: яркие чёрные глаза, ямочки на локтях, ямочки на щеках, яркий передничек.
— Мария Юрьевна, проходите, пожалуйста, как хорошо, что зашли.
В голосе никакой тревоги, спокойный, ласковый тон гостеприимной хозяйки; Мария Юрьевна не смотрит в чёрные яркие глаза. Она заглядывает в комнату. За столом, накрытым пёстренькой клеёнкой, сидит Армен. Он сидит спокойно и пьёт чай из большой синей чашки. И в квартире уютно пахнет тёплым печеньем.
— У нас печенье, — доносятся слова мамы Армена, — раздевайтесь — горячего чайку. Как хорошо, я в школу собиралась на днях, а вы как раз зашли.
Мария Юрьевна не слушает. Она шагнула к Армену и смотрит на него. Розовый, красивый. Поставил чашку, встал, улыбается ей.
— Армен, ты давно пришёл? Ты почему дома?
Как только отступает тревога, подступает обида. Так бывает часто. Перестав беспокоиться, человек сразу же начинает сердиться на того, о ком минуту назад беспокоился.
— Марь Юрьна. — Армен заговорил быстро. До него начало доходить, что он совершил не лучший поступок. — Мы с Игорем пошли в метро, шли медленно, думали, вы нас вот-вот догоните. А потом вошли в метро, а вы не догоняете. А тут поезд подошёл, мы как-то нечаянно в него вошли. Я думал, вы на следующем едете. А потом видим, вас нет, а мы уже на своей остановке.
— Ты понимаешь, что вы сделали? Нет, ты понимаешь?
Он видел, что она бледная, и не такая уж молодая, и вовсе не такая жизнерадостная. Морщинки на лице, усталые глаза. Мария Юрьевна. Привычная, обычная, всегда рядом. Можно о ней не думать, можно о ней забыть. Только когда совершаешь свинский поступок, тебе хуже, чем ей. Армен перестал объяснять, как они пошли туда, пошли сюда, сели, поехали, приехали. Он сел, он уткнул лицо в колени, а руки скрестил на затылке. И так сидел долго. Мама на цыпочках ушла в кухню, она видела: происходит что-то серьёзное. А Мария Юрьевна? Армен боялся поднять на неё глаза.