Продлёнка
Шрифт:
Андрей отвечает:
— А я сижу, смотрю — снег пошёл. Чего дома сидеть? Позвоню, думаю, Руслану, позову его на каток. И позвонил.
На свеженьком снегу остаются их следы, деревья в снегу, скамейки в снегу. И люди спешат навстречу, засыпанные снегом, в белых воротниках и белых шапках. Андрею весело идти рядом с приятелем. До сегодняшнего дня Руслан не был его приятелем, Руслан и Руслан, такой же, как Денис, или Игорь Иванов, или Сиволобов. Но может быть, они станут друзьями? С сегодняшнего дня. А почему бы и нет?
Тут Руслан говорит:
— Вон бежит твоя бабушка.
И сразу всё испортилось.
В хлопьях снега, в весёлых парашютиках, Андрей видит бабушку. Она спешит, скользит, машет руками:
— Андрюша! Андрей!
Слабый голос в снежной карусели.
Он изо всех сил старается не замечать её, с преувеличенным оживлением рассказывает Руслану про какую-то говорящую канарейку. Их, кажется, и не бывает, говорящих канареек. Канарейка ведь не попугай.
Руслан слушает, кивает, но глазом следит за бабушкой, как будто на хоккее — кто победит? Вот она догнала их.
— Андрюша! Постой! Ты забыл кашне!
«Кашне» — надо же!
Она заматывает его большим лохматым шарфом, Андрей сразу превращается в кулёму. Руслан прыскает, отворачивается, Андрей тихо просит:
— Муся, иди домой. Не нужен мне этот, как его, кашне.
Она неумолима, у Муси напор будь здоров. Бормочет своё:
— Ангина, бронхит, мало ли что.
Руслан постоял, подождал, стало ему скучно, он и пошёл:
— Привет!
— А каток? — кричит ему вдогонку Андрей.
— В другой раз!
Назавтра, как только Андрей вошёл в класс, громкий голос приветствовал его:
— Муся пришёл! Здорово, Муся!
Андрей чуть не заревел. Но реветь хуже всего. Обижаться и плакать, когда дразнят, нельзя никак. Стерпел, никаких слёз.
— Сам ты Муся! — весело огрызнулся он.
А Руслан? Он не отстал. Как обезьяна, раскачался на двери, язык высунул:
— Я-то не Муся. Меня бабушка не преследует, не кутает и не облизывает. А ты Муся! Эй, Муся, Муся!
Если бы Андрей сумел остаться невозмутимым, может быть, на этом всё бы и кончилось. Подразнил бы его Руслан, посмеялся бы сегодня, а через день или два забыл бы. Но Андрей не мог вытерпеть, потому что вчера он считал Руслана почти другом, а сегодня он стал считать его почти врагом. И Андрей налетел на Руслана. Он злится и треплет Руслана. А когда злишься, ты слабее всех. И ребята резвятся вокруг:
— Муся-то психует!
— Смотри, Муся, бабушке пожалуюсь!
— Нельзя драться, Муся!
— Вспотеешь, Муся!
— Заболеешь, Муся!
Давно так не веселились. И верно, смешно: мальчишка с крепкими щеками, с весёлым большим ртом и ушами торчком — и вот, пожалуйста, вдруг он — Муся. Он бы и сам смеялся, если бы это случилось не с ним.
Прозвище вообще вещь обидная, но не всякое одинаково обидно. К некоторым прозвищам можно привыкнуть. Зовут Майю Башмакову Босоножкой, вроде бы неприятно: девчонка Майя, а то — обувь, босоножка. Но Майя — ничего, притерпелась, не сердится. Серёжу зовут Серым, он и вовсе доволен, ему даже нравится. Многих Серёжек зовут Серыми, и все Серые привыкли. Как будто они какие-нибудь волки, опасные сильные звери. Интересно даже. Но любому ясно: Серый — это не Муся. Муся для Андрея — оскорбление, не позволит Андрей называть себя Мусей, он будет драться до полной победы, пускай один против всех.
Началось всё давно, когда Андрей был маленьким. Они обедали, мама и папа сидели за столом, и Андрей сидел. А бабушки не было дома. Потом она пришла, а с ней большой дяденька. Бабушка сказала смущённо:
— Это Кирюша, я выхожу за него замуж и переезжаю к нему.
Кирюша улыбнулся виновато, схватил четырёхлетнего Андрея своими огромными ладонями и посадил себе на плечи. Андрей никогда не сидел так высоко, папа невысокого роста. Кирюша Андрею сразу понравился.
— Бабушка, а он хороший, Кирюша-то.
Кирюша захохотал басом над самым ухом Андрея. Было весело. А потом бабушка отозвала Андрея в другую комнату и попросила:
— Андрюшенька, звал бы ты меня по имени. Бабушка-невеста — это нелепость.
— А как? Бабушка Маша?
— Просто Маша, — бабушка поморщилась от неловкости, — или, знаешь что? В юности меня звали Мусей. Зови Мусей. Тебе нравится?
— Можно, — великодушно согласился Андрей. Он был маленький, но многое понимал, как, впрочем, почти все маленькие.
И опять Кирюша подбрасывал его под потолок, мама и папа молча на всё смотрели, но лица у них были весёлые. Андрей закричал сверху:
— Муся! Смотри, как я высоко!
Кирюша запрыгал, как конь, и Андрей запрыгал под самым потолком. Хорошо, когда бабушка выходит замуж.
Бабушка с Кирюшей приходили часто, бабушка приносила пирог с капустой. Мама и папа называли Кирюшу Кириллом Петровичем, он починил им телевизор и подарил папе дрель, которая жужжала на весь дом и очень нравилась Андрею. Андрей звал Кирюшу Кирюшей, а бабушку — Мусей, раз ей так хотелось.
Однажды бабушка пришла без Кирюши. Она сказала:
— Мы с Кирюшей расстались. Он тяжёлый человек, я так устала.
Бабушка прикрыла глаза, губы печально сложились углами вниз. Мама погладила бабушку по голове, как маленькую, волосы у бабушки были некоторые коричневые, а некоторые седые.
— Ничего, восстановишься, — сказала мама, — ты у нас молодец. Вернёшься домой, Андрюшка кому хочешь сил прибавит, такой уж человек.
Папа сказал:
— Я рад, что вы, Мария Всеволодовна, вернулись. Так уютно, когда в доме есть пожилая женщина. Я даже не в смысле помощи по быту, а — в целом.