Продолжение поиска (сборник)
Шрифт:
Однако в моем лице стороны получили аудиторию, и Леня, кажется, ожил. Так и есть, он водружает очки (чтобы лучше видеть своего оппонента), косится на меня (чтобы не упускать из виду реакцию аудитории) и решительно перехватывает инициативу.
— В чем-то ты, конечно, прав. Преступника «выпекает» жизнь, и к вам он попадает уже «готовым». Согласен. Но едва ли разумно осмысливать эту проблему в целом. Это то же самое, что пытаться найти универсальную причину образования всех двухсот видов злокачественных опухолей. Медики, кстати, от такого всеобъемлющего
В отличие от темпераментного Фаиля Леня говорит почти спокойно.
— Вот вы поймали вора-гастролера. Откуда он взялся? Откуда он взялся, спрашиваю я, в стране, где нет безработицы?
— Ну, с Ризаевым более или менее ясно, — вмешиваюсь я. — Ему под сорок, значит, детство сожрала война, родителей не знает.
— Ага, — подхватывает Леня, — нарушились социальные связи — общество боролось с разрухой, и руки до всех не доходили. Сорвался Ризаев, и понесло, превратился в «перекати-поле».
Леня возвратил очки в нагрудный карман, давая понять, что тема для него исчерпана. По крайней мере, на сегодня.
Где вы стираете!
В силу привычки придерживаться определенной системы я решил обойти потерпевших в хронологической, по времени совершения краж последовательности. В данном случае, конечно, не было необходимости петлять среди домов, затрачивая лишнее время, но стоит раз изменить хорошей привычке, как вместо нее тотчас возникает дурная, а их у меня и так хватает.
Дверь первая. Только перед ней я вдруг вспомнил, что за термином «потерпевшие» стоят люди, которых обокрали. Странно, что такая очевидная мысль не приходила мне в течение двух недель, хотя все это время я только тем и занимался, что старался помочь им.
Сейчас я позвоню и задам совершенно идиотский, с их точки зрения, вопрос: где вы стираете белье? И буду повторять его в пяти квартирах. Мои визиты могут вызвать недовольство, даже раздражение, но я заранее должен признать естественной реакцию пострадавших людей.
Дверь открылась, и я попал в знакомую обстановку часа «пик». Мама переодевала в домашнее ребенка ясельного возраста, он слегка попискивал, скорее от удовольствия. Папа крутил мясорубку и, увидев незнакомого мужчину — они меня, конечно, не запомнили настолько, чтобы узнать сразу, — решительно двинулся к дверям.
— Я из милиции по поводу той кражи…
Оба закивали, во взглядах — ожидание. Я сообщаю о поимке вора. Теперь бы пригласить их в горотдел и возвратить украденное. Вместо этого я показываю носовой платок.
Нет, это не их платок.
— Где вы стираете? — спрашиваю я.
Они удивленно переглядываются, а я смотрю на них с тем же ожиданием, с каким только что они смотрели на меня.
— В прачечной, — отвечает она.
— Это имеет значение? — недоумевает он.
— Да. В какой?
— Здесь, за углом. В общежитии.
Моя радостная улыбка окончательно сбивает их с толку. Зато вопрос о взаимоотношениях с Огерчук настораживает молодую хозяйку. Кажется, для нее начинает проясняться смысл моей заинтересованности прачечной. Да, она с Валей делилась своими заботами. Рассказывала, что устроила ребенка в ясли, сама вернулась на прежнюю работу, в аптеку. Рассказывала о тесте — капитане дальнего плавания, о свадебных подарках, особенно о чудесном кольце с настоящим сапфиром из Индии, о том, что не носит его на работу: боится испортить химикалиями.
— Вот и доболталась, — сердится муж. — Якшаешься с кем попало.
— Ну что ты, так сразу… — робко возражает она. — Не может быть, чтобы Валя… — И вопросительно косится на меня.
— Конечно, нет, — подтвердил я и, чтобы не вдаваться в объяснения (сам-то еще ничего толком не знаю), поспешил распрощаться.
«Неужели совпадение?» — думал я, направляясь к соседнему дому, и невольно убыстрял шаги.
Вторая дверь. Еще до звонка на меня обрушился лай, значит, гражданин Сергеев принял меры предосторожности на будущее. Он узнал меня сразу, прикрикнул на мордастого боксера:
— Булиш, на место!
Потом спокойно добавил:
— Товарищ нас тоже охраняет.
Меня передергивает, а лицо потерпевшего Сергеева растекается в довольной улыбке. Она охватывает щеки, уши, переплескивается через очки на кончик носа и, скользнув по подбородку, стекает за воротничок. Только глаза остаются не тронутые этим разливанным морем веселья. Странное дело, но мне показалось, что именно эта улыбка заставила пса возобновить ворчание.
— Что же мы стоим, проходите же, проходите…
Теперь хозяин — сама любезность, будто после нанесенного оскорбления у него на душе полегчало.
— Вы думаете, я собаку из-за кражи взял? Нет, кража здесь ни при чем.
Меня это совершенно не интересовало, но Сергеев с увлечением продолжал:
— Собака — самое благородное существо на свете, сколько вложишь в нее внимания и любви, столько же взамен получишь, ничего не пропадет. Мой Граф умер за месяц до этой злополучной кражи. Я называл его Гришкой. Вот, взгляните…
Он порылся в подсервантнике, протянул мне фотокарточку.
— Симпатичная мордашка, — вежливо сказал я, — гораздо приятнее этой…
Я выразительно посмотрел на слюнявого Булиша, а он вывалил изо рта красную лопату, прикрыл глаза и задремал.
— После Графа я не мог взять другую овчарку. — Сергеев вздыхает, и почему-то не глаза, а стекла очков кажутся влажными. — А Булька еще дурачок, полная отдача будет не скоро.
Я с детства люблю животных и испытываю недоверие к их «профессиональным» владельцам. До сих пор оно казалось мне необъяснимым, а теперь я понял, что меня неосознанно раздражало это эгоистичное желание получить стопроцентную отдачу, на которую порой не способны даже родные дети, не говоря о родственниках и просто знакомых.