Проект «Цербер». Родословная
Шрифт:
– Откуда знаешь? – крикнул ему с другого конца кузова Коля.
– Да, с чего ты это взял-то? – неожиданно рассудительным тоном заговорил «синий», что удивило Олега. До этой минуты данный человек у него вызывал ассоциации только с выпускником детских исправительных учреждений, да шпаной из подворотни. – От кого слышал?
Горошев спокойно продолжил:
– У меня соседа, тоже с Поморского края, в эти края призвали. Он, как вернулся, пил месяц, как алкаш какой-то. То выл, то плакал, пока от дома до магазина за водкой ходил. Потом отошёл – начал с мужиками в колхозе работать трактористом. Как зайдёт речь про службу – он красным становится, вены на шее выступают, и говорит что-то вроде: «Никогда не думал, что страна нас на такое отправить могла: ободранными руками могилы рыть! Знали бы вы сколько ребят в тех болотах сгинуло!» И потом плачет. Его вся деревня побаивается. Он как напьётся – по переулкам с топором ходит и кричит: «На позиции! Акча гулы! Акча гулы! К бою!»
Все сидящие в кузове пристально смотрели на Горошева, улыбаться больше никому не хотелось. «Синий» задал ему вопрос:
– А ты ручаешься,
Узкоплечий Горошев помотал головой и сказал:
– Нее, он через два года вернулся, не комиссованный вроде. А про номер части я не знаю, но что-то про Подгорск говорил.
– Ну, понятно, короче, – подытожил Кириллов. – Сколько ехать ещё? Курить охота!
– На кроссах курево тебя не загасит? – поинтересовался у «синего» Жора.
– Чё? – не понял тот.
Жора улыбнулся и продолжил:
– Если рота норматив на марш-броске завалит, то всем достанется, даже из-за одного не успевшего вовремя.
Кириллов выпрямился, его лицо стало более суровым. Он ответил вызывающим тоном:
– Ты не переживай за меня, фраерок. Смотри лучше сам не обделайся где-нибудь.
Улыбка с лица Жоры испарилась. Какой-то парень с широким носом и узким лицом с центра правой скамьи, через четырёх человек от Олега, сказал:
– А я слышал, что курящим в армии проще.
– Это с чего? – повернулся к нему Жора.
Новобранец продолжил:
– Табачок отвлекает, да и с дедами сигаретами договариваться можно. А на работах для курящих перерывы устраивают!
Олег не смог сдержать улыбки: «Вот дурость! Где он такого понахватался?»
Машина плавно сбавила ход, а затем остановилась. Спустя пару мгновений грузовик продолжил движение. Перед глазами проплыл опускающийся шлагбаум и створка открытых деревянных ворот, опутанных колючей проволокой. Конструкция больше напоминала въезд со старых снимков фашистских концлагерей, которые Олег видел в городском музее. Присутствие на КПП двух солдат в полевой форме с автоматическими винтовками на плечах развеяло сцены из кинохроник о Великой Отечественной Войне. Грузовик проехал ещё немного, повернул и остановился. Перед новобранцами был вид на утоптанную песчаную площадку и стоящую за ней длинную деревянную избу, конец которой из кузова виден не был. За избой, вдоль полосы из скошенной травы до ворот шёл забор из досок, с колючей проволокой поверху. Посередине, между воротами и избой, стояла деревянная вышка в данный момент пустая.
– Что сидим? Выпрыгивай! – донеслось откуда-то справа. Голос был громким, интонация подходила больше для ругани.
Довгаль оглянулся, привстал, выглянул за тент, потом повернулся к остальным:
– Это нам что ли?
Справа опять крикнули:
– Чё ты сиськи мнёшь, солдат? Прыгай, давай!
Кириллов начал суматошно спрашивать у «русого»:
– А чё там? Кто? Много их? Кто говорит там?
Горошев тихо, себе под нос, проговорил:
– Всё, приехали, началось.
Двигатель заглох. Открылись обе двери кабины. К заднему борту подошёл водитель и начал опускать его. После того, как борт открылся, капитан сделал пару шагов назад и, показав на землю, приказал:
– Из грузовика высаживаемся и вот здесь строимся!
Очутившись на земле, Олег смог рассмотреть место, куда они приехали. Это оказалась поляна, окружённая зарослями. Вдоль забора из колючей проволоки стояло несколько смотровых вышек, но они все были пустыми. Между проволокой и первыми зарослями тянулась линия из мелких кустов – около пятнадцати метров. В центре этого огороженного пространства была полоса препятствий: деревянные стенки, брёвна, натянутая над землёй колючая проволока, турники, брусья, столбы из покрышек и тому подобное. Изба, которую он видел из кузова, выглядела действительно длинной – метров двадцать. Около её дальнего торца стояла ещё одна, намного меньше, но с широкой дверью. У одной из стен того дальнего дома с маленькими окнами была сложена поленница. Дальше шёл длинный сарай с пятью открытыми входами, а ближе к песчаной площадке стояло одноэтажное здание из кирпича с тремя широкими воротами. От брусьев, попутно застёгивая кители, в его сторону шли трое солдат. Капитан посмотрел на невнятное построение новобранцев и произнёс:
– Етить твою налево! Кого сейчас в армию берут? Товарищи солдаты, строиться надо по росту: начиная справа – с самого высокого. И носки по одной линии выставите! – голос с каждым словом становился всё более грозным.
После нехитрых манипуляций нижними конечностями, новоявленные военнослужащие выстроились в правильном порядке. После этого капитан встал напротив и громко сказал:
– Товарищи солдаты, здесь – в корпусах учебного сбора – будет проходить ваша начальная подготовка. Тут до вас доведут правила и уставы воинской службы, обучат азам дисциплины и распорядку армейского дня. Помогать вам в этом деле будут сержанты, – он показал на троих подошедших парней с поперечными полосками на погонах. – Они теперь – ваши старшие братья. Надеюсь на взаимное понимание. Парни, – обратился он к строю более мягким голосом, – просто исполняйте то, что от вас требуется и всё у вас будет нормально. Вопросы есть?
Никто из новобранцев не произнёс ни звука.
– Вопросов нет! Отлично! – заключил капитан. – Добро пожаловать в «лесную дивизию»!
Один из сержантов, стоявших за спиной офицера, гаркнул:
– Акча гулы!
Капитан улыбнулся. Путилов почувствовал, как душа ушла в пятки.
Глава 2. Призраки
За 5 лет до сигнала «Лавина».
Солнечные зайчики красиво прыгали по ленивым волнам воды. Река текла так приятно, так медленно. Тёплое солнце ласково грело сквозь белую рубашку. «Я на выпускном?» – сама собой возникла мысль в его голове. Школьник был одет в красивые чёрные брюки, ослепительной белизны рубашку и лакированные ботинки, прилежно начищенные кем-то. Они заманчиво блестели, неестественно искрились отражённым светом. Родная школа, стоявшая на берегу реки сейчас была озарена солнечными лучами. Там играла музыка. Оттуда лилась очень приятная музыка, очень громко. Даже скорее гремела, но не раздражала. Песня была похожа на какую-то старую советскую, которую включали на линейках и различных школьных собраниях. В то же время, она казалась современной, под неё хотелось танцевать. Он слышал звуки праздника, доносящиеся с территории школы. Сейчас он впервые увидел всю красоту берёзовой аллеи, мимо которой ходил на уроки. Посаженная на самом краю крутого берега, она манила его во время сорокапятиминутной скуки все девять классов подряд. Человек подошёл к ближайшему дереву. Кора берёзы оказалась такой тёплой, такой приятной на ощупь. Нос уловил приятный запах деревянной стружки. Сзади кто-то громко засмеялся. Он развернулся и увидел двух школьников в костюмах, которые бегали друг за другом перед воротами: входом на территорию. Дети играли в пятнашки вокруг грузовика, кузов которого был набит надутыми воздушными шариками. Шары никуда не летели, они послушно лежали друг на друге. Мимо проехала улыбающаяся молодая учительница на велосипеде. Она была красивая. Он почувствовал, что теперь он может её встретить на улице и предложить ей прогуляться вместе, не стыдясь того, что он всего лишь ученик. По телу разливалась нега. Ему было очень хорошо. Со стороны реки раздался громкий гудок. Он увидел большой пароход, который медленно проплывал вдоль берега. На нём люди двигались под какую-то свою, безумно прекрасную музыку. Он видел среди них своих друзей. Таких смешных: с лысыми головами, одетых в чёрные костюмы-двойки, с лентами «Выпускник» на груди. Они танцевали с девушками. Он раньше не видел их рядом с такими красивыми девушками. Кто-то захохотал внизу. Он посмотрел туда, на обрыв. По зелёной траве крутого склона катались несколько его одноклассников. Они были все так нарядно одеты! Они падали набок и скатывались в воду. Затем вставали, хохотали и снова лезли вверх по склону. Девчонки носили туфли в руках, а у парней ботинки высыхали после воды и очищались прямо на бегу. К нему поднималась Соня. «Она самая лучшая!» – вспомнил он, смотря на её красивое тело, одетое в полупрозрачное платье. Она широко улыбалась и шла к нему. На её стройных ногах был приятный загар, упругая грудь желала показаться из очень откровенного декольте. Глаза девушки, подчёркнутые искусным макияжем, смотрели вверх, только на него.
– Чего ты ждёшь? Давай с нами! – произнесла красавица своим тонким, хрустальным голоском.
– Да я пока не хочу, – ответил он, переборов в себе волнение. – Давай лучше здесь посидим.
– Ну, ты шутник! – игриво сказала Соня и улыбнулась ещё шире. Она села рядом с ним на траву, у берёзы. Он приобнял её, придвинул к себе ближе и посмотрел в голубые глаза своей школьной любви. Она его поцеловала. Во рту возник вкус таблеток. «Что?» – пронеслось в голове, и он отпрянул от девушки. Она на долю секунды стала невообразимо страшной. Такой, какой он видел её в последний раз: голое тело с дряблой кожей измазанное грязью, жирные секущиеся слипшиеся волосы. Лицо – пристанище гнойников. Потухшие мёртвые глаза с чёрными подглазниками. Злобный взгляд, посвящённый лишь ему. Её худые бледные руки с язвами на предплечьях потянулись в его сторону. Грязные пальцы с обломанными слоящимися ногтями схватили его за локоть на левой руке. «Останься со мной!» – выдохнула Соня из своего почерневшего рта и зашлась дьявольским смехом.
– А-а-а! – Бука проснулся от собственного крика. Реальность оказалась хуже увиденного кошмара: его во всю заждалось собственное тело наполненное болью. Крутило кости, сводило мышцы, желудок изнывал от спазмов. Вся кожа покрылась липким потом. Бледному тридцатилетнему наркоману казалось, что его сейчас вырвет нутром: всё, что ещё не погубила наркотическая зависимость, сбежит и поползёт продаваться на чёрный рынок подвальной трансплантологии. Он даже хотел, чтобы это произошло – смерть. Может быть, тогда бы исчезла эта мерзкая тошнота и остальные муки. Бука был закован в темнице собственного тела, переживающего худший абстинентный синдром из всех, что были. Мужчина крутился на старом ламинате как уж на сковородке. И в каждой клетке тела были только страдания, без надежды на избавление. Он открыл глаза, чтобы попытаться найти помощь, найти выход из этой катастрофы. В пустой квартире, у холодной металлической батареи сидел его товарищ по несчастью – Штырь. Штыря колотил озноб, он вцепился пальцами обеих рук в подоконник, как будто боялся куда-то свалиться. Он глубоко дышал и постоянно вытирал со лба густой холодный пот майкой-алкашкой, которую давно снял и использовал как платок. Бука зарыдал. Он не мог остановить поток слёз: они лились сами собой. Сквозь них он увидел пустые бутылки из-под водки, смятые пивные банки и разорванные пачки таблеток, валяющиеся на полу. Ни в одном из блистеров не осталось ни единого спасительного «колеса». Он думал, что самое сложное – перетерпеть первые сутки, но настоящие пытки пришли на третьи, когда закончился алкоголь и лекарства, закупленные по советам «друзей». Тех, кто якобы сам спрыгивал с зависимости, чтобы потом самостоятельно к ней вернуться, с разбегу нырнув обратно в выгребную яму наркоманской судьбы. Бука плохо понимал, какое сейчас время суток, чья эта квартира, и почему он всё никак не может перестать плакать, чувствовать раздирающую его боль, ну или наконец умереть. Он сделал то единственное, что ещё мог: валяющийся на полу полуголый, бритый, бледный, исхудавший, зависимый от наркотика человек взвыл хриплым, неожиданно громким: «Ааааррххх!»