Проект «Геката»
Шрифт:
Гедимин хотел отказаться, но перевёл взгляд на прожигатель на плече солдата — и передумал. «Пока они тут копают, будет время для эксперимента,» — он покосился на анализатор. «А охрана не сбежится…»
— Пока ты копаешь, дай мне свой бластер, — попросил он Йоргиса. — Я поставлю один опыт.
Экзоскелетчик посмотрел на него с большим сомнением, но прожигатель всё-таки отдал.
— Только не сломай, — буркнул он, неловко присаживаясь на сыпучий склон. — Нового тут не найдёшь.
Гедимин отошёл от них на двадцать шагов вверх по склону, туда, где травы уже не было, — начинались голые каменные уступы, на которых потерять мелкую деталь было сложнее. «Давно не ставил опытов,» — думал сармат, разбирая прожигатель и откладывая в сторону всё ненужное. «Ага, вот так. Настройка на вакуум… вот фокусное расстояние, — вон там поставлю анализатор…»
Через четверть часа установка была готова; пристроив сигма-сканер в расщелину между камней, сармат встал с прожигателем наизготовку. Он сделал два десятка выстрелов, слегка смещаясь вправо от первоначального положения. Когда он закончил, воздух над склоном горы слегка посвечивал зелёным, но спустя полсекунды этот эффект пропал.
— Гедими-ин! — крикнул с холма Фьонн. — У нас второй конте-ейнер! Сколько всего на-адо?
— Этого мало! — крикнул в ответ Гедимин — и, спохватившись, щёлкнул коммутатором, настраивая связь. — Будем собирать, пока не стемнеет. Мне тоже нужен обсидиан. Есть одна мысль…
Через десять минут он спустился к Фьонну и Йоргису, вернул бластер владельцу и, забрав у него сито, принялся процеживать песок. Анализатор, снова вставленный в броню на запястье, хранил собранные данные. Проверять их следовало вдумчиво, в тишине, вдали от назойливых белых «жуков», цепляющихся за любую подставленную поверхность, и песка, забивающегося во все щели. «Вечером займусь,» — думал Гедимин. «Приятно снова заняться наукой. Надеюсь, не разучился.»
21 мая 31 года. Кагет, Обугленные горы, урано-ирренциевый рудник
— Ага, — сказал капитан Корсен, посмотрев на баки, заполненные меей. Красная жижа стала тёмно-багровой, впитав в себя обсидиановую крошку; Гедимин, подзабывший свойства меи, надеялся, что на промывке она не забьёт решето комками.
Обсидиан собирали уже двое суток, и счёт пошёл на десятки килограммов. Сегодня Фьонн и Йоргис порывались снова уйти в степь, но Корсен поймал их у шлюза и вернул на корабль. По пути они успели рассказать, чем занимались эти два дня; теперь Гедимин настороженно щурился на Корсена и думал, как он отнесётся к примитивным технологиям добычи минералов. «А ведь нам ещё строить печь…»
— Вот эта… дробь — и есть обсидиановое сырьё? Да, так сразу не опознаешь, — он подцепил пальцами один камешек и с прищуром посмотрел на него. — Фьонн рассказывал, как вы её собирали. Я такого и в кино не видел.
Гедимин молчал. Он успел заметить, что обсидиан и возня с ним вызывают у экипажа «Бета» странное веселье, и вспомнить, как двадцать пять лет назад перекапывал свалку на окраине Ураниума. «Сюда бы Хольгера,» — думал он, глядя на бордовую жижу. «Иджес тоже был бы не лишним. Фьонн — толковый сармат, но… начинали мы не с ним.»
— Ты бы сначала мне сказал, — продолжал Корсен. — Я же не знаю, что это за сырьё. В лагере полно макак. Выделили бы десяток, и они рылись бы в песке, сколько нужно.
— Нет, — отозвался Гедимин, сдерживая дрожь. — У меня такого не будет.
— Что… — начал было Корсен, но, посмотрев ему в глаза, осёкся. — Ты зря ровняешь себя с ними. Ты — сармат. Мало ли куда тебя по случайности отправили!
— Ты знаешь, где взять плавильную печь и прокатный стан? — спросил Гедимин, сделав вид, что ничего не слышал. — У твоих техников, в лагере?
Корсен развёл руками.
— У нас тут не завод, теск. Никаких таких вещей на корабле нет. Можешь разобрать ракетные шахты — может, там чего найдётся.
…Гедимин копался в остатках оборудования ракетной шахты. «Лаборатория» под свалкой в Ураниум-Сити вставала перед глазами, как живая; после пяти лет работы в «Гекате» сармат чувствовал себя, как уроненный прямо в эту свалку. «Навыки и умения,» — спрятав в «карман» очередной моток кабеля, он тяжело вздохнул. «Всё, что остаётся, когда лабораторию взрывают. Посмотрим, не разучился ли я делать печи.»
Вчера вечером, выгнав Фьонна обратно в отсек управления, он два часа изучал показания, записанные сигма-сканером. Позавчерашний опыт был не последним — вчера Гедимин провёл ещё две серии, утром и вечером, и у него уже были параметры шестидесяти макропроколов. То, что получалось у ручного прожигателя, когда-то — когда Линкен хвастался первыми образцами нового оружия — имело три миллиметра в поперечнике; сейчас оно ужалось до двух, хотя интенсивность излучения практически не изменилась. Гедимин смотрел на данные с нарастающим недоумением. Что-то серьёзно поменялось за два года — что-то из разряда физических констант.
«Сюда бы Константина,» — думал он, с досадой щурясь на экран. «Посчитал бы, к чему это. Что изменилось? Ирренций? Мембрана?»
Ирренций несомненно изменился — чего стоило одно уменьшение критической массы для кагетского металла, — но чем дольше Гедимин сверял данные, тем сильнее ему казалось, что дело не в ирренции. «Надо проверить реакторный прожигатель,» — думал он. «Прожечь пару порталов и кое-что сравнить…»
… — Электричество? — Фьонн недоверчиво смотрел на кабели в руках Гедимина. — Плавить камень в электропечи?
— У нас тут реактор, — отозвался Гедимин. — Можно строить металлургический завод. Всё расплавится, главное — удержать…
В свободном трюме стоял бак с обсидианом, залитым меей. На дезактивацию минерала отвели три дня. Гедимин, поручив Фьонну несложную работу, думал, как отлить стержень с лопастями и остудить его, не расколов. «Выкопать углубление…» — он досадливо поморщился. «Опять какое-то дикарство. Планета, что ли, так влияет…»
24 мая 31 года. Кагет, Обугленные горы, урано-ирренциевый рудник