Проект Х
Шрифт:
Я не разбирая дороги, почти рухнул вниз по крутому склону. Мокрый песок не пылил, зато прилипал к одежде, рукам и лицу, набивался в волосы, но мне уже было все равно. К черту. Скорее добраться, пока совсем не стемнело. До избушки я бежал, с трудом ковыляя и надсадно дыша, и все же измученное и замерзшее тело словно радовалось вместе со мной, разгоняя по жилам кровь. Вот и домик. Широкий песчаный пляж, рассохшаяся лодка - точнее ее остов на берегу, дверь приперта батожком. С ходу отбросив палку, подпиравшую ее, дернул за деревянную ручку и ввалился внутрь захлопнув за собой. И только теперь, в окутавшей меня темноте ощутил, какое это наслаждение - укрыться от пронизывающего до костей ветра. Ни видно ни зги. Несколько секунд я в отупении стоял
Отлично. Вот печка. Аха, знакомая схема - печь небольшая, и не высокая, зато к ней пристроена, сложенная из дикого камня лежанка, наверняка она греется от печи. Десяток сухих полешек, покоцанный топорик. Еще лучше. Полка, на которой лежат перевернутая дном вверх глиняная миска и огарок свечи. Сдвинул миску и обнаружил под ней старый, почти окаменевший сухарь. Без колебаний хватаю и остервенело вгрызаюсь в неподатливый край. Черт, так и зубы поломать можно - лучше буду рассасывать, и вот так с сухарем во рту, и топориком в руке, я принялся разжигать печурку. Сначала надо наколоть тонких лучин, потом собрать из них шалашик и напихать внутрь коры и всякой трухи, зажигалка отказалась сразу гореть, чтоб тебя, только не сдохни сейчас - ты ж мне нужна в эту минуту больше всего в жизни! С маниакальным упорством прокрутив несколько раз колесико, я увидел синевато-желтый огонек. Слава Богу!
Теперь не дышать. Жду, пока лучинка загорится, и так чтобы наверняка. Закрыл зажигалку и осторожно поднес горящую щепку к шалашику, уложенному в печи. Сколько я так просидел - не знаю, но в тот миг мне показалось, что сама жизнь моя полностью зависит от того, разгорится ли огонь или погаснет. Но вот огонек перебежал на другие лучинки. Печка наполнилась дымом. Затем пришло живительное тепло. Когда огонь весело загудел, я смог наконец разогнуть затекшую спину и оглядеться еще раз.
Снова вооружившись телефоном-фонариком, провел световым лучом по стенам. Грубо сколоченный из досок стол, лавка какая-то, ларь с крышкой, и двухэтажные нары в углу - то, что надо. Поверх нар лежала пара тяжелых, изрядно облезлых длинношерстных шкур, возможно принадлежавших сородичам того самого тура, и старое, засаленное и все в дырах, шерстяное одеяло. Ощутив в руках сухое и теплое раздумывать уже не стал. Быстро раздевшись, завернулся в одеяло и, ухватив шкуру, поволок его к теплой лежанке. Сил хватило еще на то, чтобы выжать вещи (насколько получилось) и разложить их на стенках печки, подложить дров в огонь и все. Едва тело приняло горизонтальное положение, я попросту отключился. Так и забыв вынуть сухарь изо рта.
Золотистая змея со злыми кроваво-красными холодными глазами медленно проскользнула через порог и бесшумно извиваясь, подползла к лежанке. Обвив мою руку, она поднялась выше и замерла на груди, приоткрыв пасть с ядовитыми зубами. Ужас был так велик, что я .... проснулся. Несколько секунд мне все еще мерещились ее мерзкие глазенки, и только убедившись, что вокруг все чисто, я смог вздохнуть полной грудью. Ночная темень сменилась прозрачно-золотым светом, пробивающемся сквозь щели и оконца. Жарко. Отчего мне так жарко? Я попытался понять, что происходит и со страхом понял - да у меня температура под тридцать девять градусов! А может и выше - ближайший градусник - в неизвестной дали.
Господи, как быть? Я никогда не был особо устойчив к простудам, а вчерашние многочасовые блуждания под ливнем и ледяным ветром сделали свое дело. Абзац. И ни одной таблетки жаропонижающего! Голова раскалывалась, но в такой высокой температуре есть даже плюс - уже так плохо, что мелочи не беспокоят. Хммм. С усилием поднявшись с остывшей лежанки, я заглянул в зев печи и с огорчением обнаружил, что угли прогорели в прах и пепел. Придется все начинать заново. А ведь мог сообразить и поставить будильник, насколько-то часов, чтобы подкинуть полешек... дурак.
Хорошо хоть одежда высохла почти, зато ботинки остались влажными. Одеваться категорически не хотелось и, накинув одеяло на плечи, я уныло побрел к двери. Только навалившись на нее плечом, смог открыть, так рассохлись толстые доски, а может и порог перекосило? Не важно. Вокруг царила какая-то нереальная красота. Сияющее, прозрачно голубое небо без единого облака, в его бездонной вышине - золотистый диск солнца. Едва заметный ветерок чуть охладил мой лоб. А впереди за широким серебристо-белым песчаным пляжем раскинулись синие воды, упорно накатывающие на берег и так до самого горизонта. Тишина и величие окружающей меня природы завораживали, пробиваясь сквозь ватную вялость болезни.
Я бездумно пошел к воде, босые ноги ступали по песку, оставляя единственную на весь бесконечный пляж цепочку следов. Захотелось коснуться, глотнуть чистой, прохладной синевы. Сбросив одеяло на песок, зашел почти по колено и почувствовал, что вот сейчас стало легче. Вспомнилось, что от простуды и температуры помогает обливание. В здравом уме никогда бы не решился, а тут - чего терять? И очертя голову с каким-то отрешенным отчаянием и безумной надеждой бросился в воду, окунувшись с головой. Дыхание выбило начисто, я поперхнулся и закашлялся, вода, обжигая холодом, залила нос, рот, уши и глаза. Забыв про болезнь и слабость, я рванул на берег, на ходу подхватил одеяло и бросился к избушке, откуда и силы взялись?
Снова забравшись на лежанку, я замотался одеялом, и, ухватив шкуру за край, буквально закатал себя в нее. Тело колотила дрожь, голова пошла кругом, стало плохо, очень плохо. Сколько метался, стараясь согреться - не знаю, время потеряло смысл. Потом наверно я уснул. Если что-то и снилось в те часы - не помню.
Когда очнулся от жары и духоты, я испугался - неужели стало еще хуже?! Но потом сквозь пелену сна пробилась мысль - мне мокро. Быстро раскидав шкуру и одеяло, убедился, что все тело мокро от пота. Ура! Голова заработала, как следует и сгенерировала мысль. Теперь главное, чтобы опять не просквозило. Кое-как обтеревшись, надел на себя свою высохшую одежду и натянул ботинки. Отлично. Воздух в избушке - изрядно спертый и тяжелый - так что первым делом - наружу. Светло. Неужели я проспал сутки? Или всего несколько часов? Не важно. А в природе все также царит тишина и благолепие, до чего же красивое место!
Как жрать охота! Обернувшись, перетряхнул многострадальную шкуру и из нее выпал обломок того самого сухаря. С жадностью накинулся на него, на этот раз, вгрызаясь в каменно-твердый кусок. И пока я его не доел, думать ни о чем не получилось. Сказать, что маленький кусочек черствого хлеба утолил голод невозможно, но это куда лучше, чем ничего, верно?
Надо еще поискать, может, найдется еда? Избушка наверняка промысловая, а в таких, как я слышал, часто оставляют всякую снедь долгохранящуюся. Ощущение легкости и здоровья потихоньку откатывало, сменяясь усталостью и легким ознобом, но пока силы оставались, надо было успеть обеспечить себя всем необходимым.
Опять сумел развести огонь, вывесил одеяло на просушку, открыл дверь, чтобы проветрить помещение. В найденный закопченный до черноты увесистый чугунный чайник, набрал воды прямо из озера, заметив по ходу плеск крупной рыбы невдалеке. А тут, похоже, рыбалка знатная, жаль, сам я полный ноль в этом благородном деле. Вернувшись, поместил чайник на неком подобии плиты, отодвинув каменную заслонку сверху (капитально они обустроились, надо же...). Кипяченая вода мне не помешает. Теперь ищем еду. Никаких намеков. Остался только ларь, закрытый на хитрый засов со шпеньком. С некоторым трудом выковыряв затычку, откинул крышку и обрадовано вскрикнул: