Проект Х
Шрифт:
– Знаешь, Ердей, не хорошо они делают, эти ясыги. И что, теперь иначе?
– Слава Богу, давно не берут.
– И охотник, не спеша, стянув шапку, перекрестился.
– Редко наскочат, да их и погоним.
– Ты что же, во Христа веруешь, дядька Ердей?
– Верю, отчего нет? Русы рассказали, добрая вера, сильная.
– Это точно. Я тоже христианин, православный. Так что мы получается, одного народа - христианского.
Старик в ответ скупо улыбнулся и склонил согласно седую, в густых кудрях голову. За кустами послышался звонкий лай и на полянку выскочил Мадху, весело заплясавший вокруг нас. Всем видом он
– Что случилось, дедушка?
– Голос взволнованный и слегка запыхавшийся от бега. Звучит звонко и чуть ломко - совсем юный. А по-русски говорит чисто.
– Упал, зашибся. Ногу побил. Слав помог, дотащил.
– Слава Богу, дедушка. Давай я тебя потяну?
На этом я решил вмешаться в разговор.
– Не знаю, кто ты, малец, но деда тебе не дотянуть. Так что пожди малёха, я отдышусь, да побредем еще, далеко до дому-то?
– Близко совсем, дядька Слав, - без малейшего напряжения или скованности, но вместе с тем уважительно и степенно ответил парень.
– Лады, тогда дай мне еще десяток минут и двинем. Ердей, ты как, не против двинуть?
В ответ молчание. Ну и не надо. Снова закрываю глаза и отключаюсь. Может от кетаса, но в голове кружат странные образы, накатывая волнами. То девушка, увиденная на хуторе, ее синие глаза, то лесная дорога, петляющая среди холмов, то почему-то Митрий, с опущенной головой, стоящий посреди просторной избы, последним из видений стала оскаленная морда гиены. От такой картины дремать разом расхотелось, и я поднялся, отряхиваясь. Сказать, что сил прибавилось, было бы откровенным самообманом, но и той смертной слабости не было, значит, можно идти. А то помстится такое - рдеющие глаза хищников в ночной тьме леса совсем рядом.
– Эй, малой, давай вперед, свети своей лампой, а я следом с дедом потащусь.
В ответ тишина, но яркое пятно света без промедления двинулось вперед, а я - впрягшись в волокушу - следом.
Сколько шли - сказать не берусь, но и, правда, не долго. Сгрузили охотника и осторожно затащили в дом. Пройдя темные сенцы, оказались в тесноватой избе, точно посередине которой стояла беленая печь, на нее и уложили Ердея. Паренек, почему-то шепотом узнав, хочу ли я есть и, получив в ответ твердое нет, сразу указал на нары, куда я и повалился не раздеваясь. Только затылок коснулся подушки, сознание отключилось.
Проснулся я от внезапной боли, жестоко скрутившей тело. Словно все мышцы разом одеревенели, причиняя чудовищные нестерпимые страдания. Я попытался заорать, но сведенные судорогой челюсти не дали выйти крику, получилось лишь невнятное мычание. Но и того хватило, чья-то легкая рука легла на лоб и спустя несколько мучительных секунд стало легче. Сначала голова, потом шея, плечи, грудь и руки, и последними ноги. Судорога уступила место сильному жару в натруженных мышцах. Я попытался подняться, но тело взвыло, видно мышцы я перегрузил вчера до упора.
– Не вставайте, дядька Слав. Я вам отвара принесу, дедушка сказал - как проснетесь напоить, а потом в баню, всю немочь паром горячим и выгоните.
– Говорил парень уверенно и спокойно,
В ответ я беспомощно моргнул глазами, соглашаясь принять что угодно, лишь бы отпустило, и без сил откидываясь обратно на ложе. В меру теплый напиток оказался неожиданно приятным на вкус. Юный лекарь заставил выпить всю кружку до дна и, настояв, чтобы я не двигался и еще полежал, отошел в сторону. Спустя несколько томительных минут боль начала отступать и я решительно уселся на кровати. Хватит всяких сопляков слушаться - я великий победитель гиен и бандитов - а он мелочь худосочная. Теперь самое время оглядеться и понять, куда я на этот раз угодил.
Сам я на нарах, сколоченных из толстых досок, сижу, сверху еще одна лежанка и такая же пара, напротив, стоит. Застелены шкурами. Между ними стол длинный. Перед ним - окно, в которое бьет яркий, солнечный свет. В красном углу икона - складень, В средней части Спас, а на боковых досках - Богородица и Святой Николай Чудотворец, епископ Мирликийский. Ниже лампада висит на цепочках, красивая такая. Видно, правда дед христианин. Я медленно поднялся и, перекрестившись, поклонился Господу. Спаси и помилуй! В ногах все же слабость, пришлось снова сесть. Продолжим. Печь, похожая на ту, что была в избушке промысловой, только размером побольше, стояла ровно посередине хаты. Помню, что вход через короткие сенцы шел справа. А по левой стене, как раз, где я и сижу, нечто вроде кухни. Стол, полки с посудой, что-то вроде плиты рядом с устьем печи. Толково. Электрической лампы, радио и вообще признаков цивилизации нет совсем. Понятно. Вставать больше пока не хотелось, дождусь парня, там сразу в баню, а уж потом и жить можно будет.
Почему-то вспомнилась мама, перед отъездом заботливо советовавшая поберечь ноги. Вот, родная, знала бы ты, как придется твоему сыну по лесам бегать - ни за чтобы не отпустила из дому. В горле поднялся ком, черт, только разнюниться теперь и не хватает! Елки, как же хочется домой! Неужели нет пути? Раз сюда угораздило попасть, значит и обратно можно! Ведь где вход, там и выход! Лучше думать о том, как вырваться домой, чем впадать в тоску. Надо бы старика расспросить, уверен, должен он что-то знать.
– Дядька Ердей, ты не спишь?
– Вопрос в пустоту, точнее, в беленую стенку печи.
– Нет, Слав, нет еще.
– Знаешь, Ердей, а ведь я чужой в ваших краях, совсем чужой.
– Знаю, Слав.
– Откуда?
– Я даже опешил слегка.
– То есть...
– В замешательстве я даже потерял нить разговора.
– Подожди, но я не просто чужой, я из другого мира, понимаешь?
– Опять молчание.
– Чего ты молчишь?! Я домой хочу! Может, знаешь, как мне вернуться, а?
– На миг захлестнула такая глупо-наивная волна надежды, что вот прямо сейчас старик скажет - да, и завтра, ну край - через день, я буду на своей родной Земле.
– Нет, Слав, того не ведаю.
– Куда мне идти, что делать? Я ведь один совсем, ни кола, ни двора, даже смены белья и той нет.
– И откуда столько горечи в голосе прорезалось? Зачем я вообще ему это говорю? Жалуюсь... Стыдно должно быть, но почему-то стало даже чуточку легче.
– Не спеши. Мне помог, ты - гость в доме. Теперь устал. Лежи, ешь, потом говорить будем.
– Скажи хоть, далеко ли люди? Город, село? Может, ты других землян встречал? Вот иконы у тебя наши.