Проект Х
Шрифт:
– Расскажи все в деталях, подробно и не спеша.
– Сосредоточенно глядя на меня, потребовал Курбаши.
Ужин в казарме оказался сытным, вкусным и практически вегетарианским. Можно сказать, сбалансированным и без излишеств, чем-то напомнив туземную кухню Ердея. Не знаю почему, но мне - с давних пор приверженцу мясной диеты, это пришлось по душе. Народу за столом собралось десятка полтора - из города подтянулись еще пять-семь человек из других десятков, тоже квартирующих в казарме. Ребята с интересом посматривали на меня, но с расспросами не торопили.
По мере того, как солнце все дальше уходило на запад, напряженное ожидание дальнейших событий росло. Хоть я и заявил Рогачу, что начну войну, но легко сказать, а реально решиться на смертоубийство, неизбежно вытекающее из этого, совсем другое. Но больше всего тревожила судьба Митрия. От мысли, что его уже могли убить, на сердце холодело, и начинало хотеться кого-нибудь зарезать или задушить голыми руками, и по возможности медленно, чтобы вражина подлая помучился перед смертью вдосталь.
От всех этих переживаний на душе разлилась мутная липкая хмарь и я, чтобы развеяться, вышел на двор. С пригорка, на котором стояла крепость, открывался благостно-пасторальный вид нижнего города и окрестностей. Сероватые дымки из труб, отблески закатно-красного солнца на стеклах домов, зелень деревьев. Красота. И вот посреди этого может начаться стрельба... Грустно, но делать нечего, видно, в этом мире иначе нельзя. Скоро надо идти в кабак Дыка, пообщаться с его кандидатами-наемниками.
Что заставило обратить внимание на расхристанную, еле бредущую опираясь на забор фигуру пьяного мужика, и сам не знаю. Скользнув поначалу безразлично взглядом, я словно ощутил укол по нервам. Еще не разобравшись, но, уже волнуясь, я встал и постарался рассмотреть его внимательнее. Елки. Да. Что я стою, как идиот, надо подойти поближе! Забыв о предосторожностях, я ускоряющимся шагом, а потом, убедившись, что глаза не обманывают, бегом бросился к человеку.
– Митя! Живой! Господи, да что с тобой?
Парень отупело смотрел куда-то в сторону, выглядел он так, словно напился до полной невменяемости. Держаться на ногах самостоятельно не мог. Одежда вся изодрана, на лице синяки и кровоподтеки. Мать вашу! Ухватив его за бок, и почти таща на себе, я как мог быстрее двинул к казарме. Только теперь и заметил, что нас с Митрием со всех сторон прикрывают несколько бойцов Курбаши, а сам он стоит у входа в молодечную с оружием в руках. Елки. Лишь бы Митька выжил!
– Стой, Славка, не тащи его пока никуда. Вот, усади на лавку и держи, чтобы не свалился.
– Приказы Фархад отдавал мягким, спокойным тоном. Наклонившись к лицу парня, десятник посмотрел зрачки и зачем-то близко склонился над Дмитрием.
– От него пахнет алушем, это местное снадобье, иногда полезное, но вроде как яд или наркотик легкий. Видно, в него влили приличную дозу. У человека потом память отшибает на раз. От такой дозы с неделю в себя приходить придется. Так, парни, хватайте его и тащите в санблок, Глеб, бегом
Повернувшись ко мне, все еще крепко держащему Митрия, Курбаши медленно проговорил.
– Славка, с ним все будет нормально, оклемается. Отпусти его - ребята сами справятся.
Я с трудом понял, что говорит десятник. В голове гулом отдавалось: эта тварь пернатая посмела вот так, цинично и жестоко, поступить с парнишкой ни в чем не повинным! Подняв глаза на Фархада, я, задыхаясь от злобы и ярости, смог лишь выдавить по частям:
– У-бью е-го, пас-ку-ду.
Волна ненависти захлестнула с головой, и только окрик Курбаши остановил от немедленных действий.
– Куда, стоять! Славка, ты что надумал, черт бешенный!
– Положив руку мне на плечо, Курбаши добавил негромко, - что ты ему предъявишь? Да он только и ждет, чтобы ты вломился в усадьбу! Застрелит тебя, как собаку и никто его не обвинит, даже Шериф. Этот Пернач - серьезный человек, авторитетный. В городском Совете у него все схвачено. Нет, если прямо доказать, что виноват - никто и не вступится, а так... мы до него доберемся, я тебе обещаю, носом рыть будем, но накопаем!
– Он с силой ударил кулаком по ладони.
– Я чую, есть за ним много грехов, на пять расстрелов хватит.
– Нет, Фархад, не пойдет. Плевать мне на Совет и на законы, эта гнида думает, что волен творить зло направо и налево, потому что чист перед законом? Не пойман, не вор?! Я забью эти законы ему в пасть вместе зубами! Не держи меня, Курбаши!
– Я дернул плечом, высвобождаясь.
– Дурак, ты Славка, ох дурак... Черт с тобой иди, но бойцов тебе не дам, нельзя Отряд выставлять бандитами в городе.
– И не надо, сам разберусь. Все, прощай, десятник, пора мне. Позаботься о Димке, он парень хороший, честный.
Я старался говорить спокойно, а внутри от смертного ужаса и какой-то неведомой прежде решимости захолодело. Но жить дальше по 'закону' не мог... или мог, но решил не жить. Что-то сгорело и рассыпалось в прах раз и навсегда. Мертвые сраму не имут. Пернач думает, что Славке Ертарову можно плюнуть в лицо, и он утрется, да еще спасибо скажет? А ни хрена подобного. Пес паршивый, ловко придумал, и зацепить вроде не за что, и условия выполнил. Получается, воевать незачем! Не-е-ет, врешь, сука, я тебя и душу твою подлую наскрозь вижу.
Сборы получились короткие. Автомат на плечо, пистолет в кобуре, нож на поясе - чего тянуть? Первый шаг дался с трудом, ноги словно отказались идти. Тянуло вернуться к ребятам, остаться вместе ними - защищенным, здоровым, живым... Но воля и ненависть - гремучая смесь, с каждым пройденным метром мне становилось легче. Главное, начать. Бешенство свернулось в груди в тугой ком, не давая дышать полной грудью, меня колотило нервным тиком, пальцы подрагивали, шаги выходили рваные и почти прыгающие. И весело, страшно, и легко. Словно падаю в бездну и почти лечу. Теперь к Дыку, пара боевиков-наемников с пулеметами мне точно не помешает.