Проект Каин. Адам
Шрифт:
— Ни о чем, Анечка. Ни о чем.
Самарин улыбнулся Ане и на этот раз сам взял ее за руку.
Они молча смотрели на игру чаек в воздухе, прислушивались к плеску волн. Аня ощущала на губах и щеках соленый привкус влаги, но было ли это море, или что-то другое — она не знала. И ей было без разницы. Она нашла мир сама с собой, и скоро у нее должен был родиться мальчик, которого она так ждала.
Они стояли так до самого захода солнца, держась за руки, просто любуясь закатным океаном и наслаждаясь тишиной.
Нижеследующее представляет собой запись, сделанную Андреем Самариным. Диск так и остался лежать на каминной полке в спешно покинутом доме. Данное видео так никто никогда и не увидел.
( Сначала не видно ничего, экран темный. Появляется звук хриплого дыхания. Звук искажен, похоже, человек стоит очень близко к микрофону камеры. Неожиданно возникает изображение, рука человека просто закрывала объектив.
Картинка не в фокусе, разглядеть лицо не удается. Человек отходит от камеры, садится на стул и протягивает руки к небольшому костерку, горящему перед ним. Капюшон куртки скрывает лицо, рук тоже почти не видно. На улице ночь, за спиной человека практически ничего не разглядеть, виден только открытый дверной проем и пляшущая из-за вспышек огня сгорбленная тень на стене.
Мужчина — теперь можно с долей уверенности определить его половую принадлежность — молчит некоторое время, разглядывая замотанные бинтами руки. Затем кашляет и, не поднимая головы, начинает говорить. Голос хриплый и не совсем четкий, некоторые слова неразличимы).
— Я оказался виновен в смерти человечества.
Звучит как начало научно-фантастического романа, правда? Но тут нет ничего научного или фантастического: просто стечение обстоятельств, приведшие к гибели всего… Хотя, беру свои слова обратно, все-таки фантастического тут более чем достаточно. Вы ведь в курсе всего того, что произошло за последний месяц, если живы и смотрите это. Впрочем, есть у меня подозрение, что виноват в этом не только и не столько я; я ведь тоже жертва случайных совпадений. Стоп, я все постараюсь рассказать по порядку, насколько еще способен в своем тухлом виде.
С чего же начать?
Само собой с начала, но кто сейчас может определить, где начало у этой истории? Я вот точно не смогу. Хотя каков будет конец — знаю прекрасно. Надо успеть все рассказать, пока рядом нет людей. Они, знаете ли, пахнут…
Ну, так с чего же мы начнем, Шеф?
Ладно, начну с себя, любимого. За качество извините, говорить все сложнее…
( Говорящий пожимает плечами, кашляет).
Меня зовут Андрей Иванович Самарин. Живу — жил! — в маленьком городке на юге Урала. Название не имеет значения, сейчас, когда вы смотрите эту запись, здесь вероятней всего остались одни обгорелые руины: чего-чего, а недостатка в нефти или газе мы не испытывали, все так. Другое дело, что деньги с этого как-то все больше имели местные воротилы и шишки, и дай бог тратили бы их тут же, так нет — Москва, Куршавель, или что там у них еще модно?..
Да, прошу простить вашего покорного слугу, было модно. Сейчас Москва вряд ли чем разительно отличается от нашего городка. Разве что наше новообразованное общественное кладбище размерами поменьше.
Так, что-то меня несет не в ту сторону. Мне и учителя говорили, что я никогда не могу сосредоточиться, вечно не в ту степь забредаю.
( Молодой мужчина смеется, смех переходит в приступ кашля).
Смешно, если бы не было так похоже на правду. Черт, как голова болит!.
( Человек поднимает руку, трет висок. Снова кашляет, сплевывает куда-то в сторону.)
Вроде отпустило. Рядом кто-то есть, мысли путаются, не могу сосредоточиться.
Так вот, я родился и прожил все свои двадцать шесть лет в маленьком городке. Ездил, конечно, в Ебург отдохнуть да за шмотками, а так — все на малой родине.
Учился не так чтобы хорошо, но и не особо плохо: четверок больше, чем пятерок, ну да мои предки и этому были рады. Не спился, клей не нюхал и даже не пробовал. Пиво, конечно, было, и травку покуривал, но так, не увлекаясь. Хотя «пивинский» последнее время потягивал порядочно. Вечера не проходило, чтобы не купил три-четыре баночки… Впрочем, сейчас это не важно.
Школу закончил с тремя пятерками, поступил в местный университет, благо, с деньгами родители помогли. Поступил не абы куда, а на один из самых престижных факультетов, на информатику, две из трех школьных пятерки были за алгебру и геометрию. Третья, правда, за рисование. В общем, неплохо поступил: родителей гордость брала — просто жуть.
Короче, тут я тоже успехами не блистал. Первый курс еще что-то пыжился, учился, «лабы» делал, а потом плюнул и спустил все на тормозах. Доучился каким-то чудом до конца, даже «академ» не брал ни разу. Повезло, наверное.
После получения диплома, по знакомству устроился в военкомат. Денег почти не платили, но альтернативой была наша Красная-и-Непобедимая. Либо копай два года от этого столба и до обеда, либо до двадцати семи годков изволь помогать в меру сил бабушкам в бухгалтерии, которые компьютера боялись как огня. Понимаете, что я выбрал, да? Мне год оставался, и я стал бы свободным взрослым человеком, который никому ничего не должен: даже долг Родине — и тот выплачен. Но тут случилась одна неприятность, которая и привела ко всей этой мерзости.
Так вот, я работал в военкомате, иногда перебивался всяческой халтуркой: денег, в общем, хватало на нехитрые радости холостой жизни. Квартиру снимал почти в центре города, все-таки и так четверть века на шее у родителей просидел, пора бы и честь, как говориться, знать. Когда я объявил о своем решении, мне показалось, что мать отнеслась к этой новости с едва скрываемым облегчением. Что ж, я ее понимаю, она меня, конечно, любила, но все-таки за одним мужиком проще прибирать, чем за двумя. Я мать не осуждаю. Я ее очень люблю. Любил… черт…
( Мужчина замолкает.)
Не знаю, если бы мог, я бы заплакал, честное слово.
Ладно, прочь лирику. Скоро светает.
В общем, я стал с двадцати пяти жить самостоятельно. И сразу же оценил преимущества пусть маленькой, но все-таки отдельной квартирки. Пиво дуть можно хоть целый день, курить на кухне, а не в подъезде, ну и, само собой, стало гораздо проще общаться с противоположным полом. Теперь не приходилось запирать комнату на хлипкий замок, убедив перед этим мать, что мы с подругой собираемся «делать курсовую», а во время процесса напрягать не только нижние «конечности», но и уши: иначе можно прозевать момент, когда мать решала принести пару чашек чая. Не объяснять же ей, что девушка приходила не чай пить… Хотя, я полагаю, мама и сама все прекрасно понимала.