Проект Каин. Адам
Шрифт:
Андрей торопливо отступил назад, соображая, что сейчас делать. Звук автомобиля, спугнувшего мародеров, приближался, нарастал. Что с ним будет, если его поймают рядом с ограбленным магазином? И так понятно, к маме не ходи. Надо было убираться отсюда подобру-поздорову, пока была — если еще была! — такая возможность. Самарин уже повернулся, собираясь рвануть по улице обратно, когда сообразил, что звук автомобиля удаляется. Быть может, он проехал по соседней, параллельной этой улице. А может и вовсе это были простые обыватели, которым дела не было до того, чья сигнализация сработала посреди ночи. В течение дня он частенько видел уезжающие машины, набитые всяческим скарбом, так что такая идея вполне имела право на жизнь. Андрей вздохнул, стараясь успокоиться. Надо же, даже не смотря на все то, что он пережил и что сделал, все равно какие-то частички самосохранения у него остались. Впору удивиться.
Он еще постоял некоторое время, ежась на холодном осеннем воздухе. «Сигналка» замолкла, на улицу опустилась тишина. Самарин огляделся — по-прежнему ничего, улицы были пусты. Заморосил легкий дождь, отчего настроение Андрея окончательно упало. Неплохо было бы сейчас забраться в ту недостроенную комнату, где он провел последние две недели. Спрятаться от дождя, закутаться в старое одеяло… Он тряхнул головой: надо было идти, если он хотел выбраться отсюда как можно скорее и не попасться в лапы военных. Парень с сомнением посмотрел на разбитую витрину магазина, в мокрых осколках стекла призрачно вспыхивал желтый свет светофора. Черт побери, у тебя нет на это времени, к тому же это глупо, укорил он себя. Но любопытство взяло вверх, и Самарин крадучись подошел к витрине, стараясь не наступать на стекло.
— Любопытно, — пробормотал парень себе под нос глухим невыразительным голосом.
Это был магазин электроники, или как там это сейчас называлось, он не мог вспомнить. Слишком многое стало забываться, а такая ерунда и подавно. Тем не менее, по товару в витрине — фотоаппараты, видеокамеры, какие-то небольшие штучки, похожие на зажигалки, наборы аккумуляторов — было понятно, что здесь продавали. Похоже, парни решили воспользоваться возможностью поживиться и вытащили из магазина все что могли. М-да, скоро такое станет происходить повсеместно. Если, конечно, у кого-то еще останется желание и необходимость это делать. Для него же это был хлам. Если бы здесь была еда, он бы, пожалуй, что-нибудь прихватил. Даже наверняка. А так… безделушки, до которых ему нет никакого дела.
Он уже повернулся, чтобы уйти, но вдруг его взгляд зацепился за одну вещь, лежащую на полочке. Несколько секунд он просто смотрел, а потом шагнул в витрину, нагнулся и взял привлекшую его внимание вещицу. Проверил зарядное устройство — оно было на месте. Немного поискал взглядом и нашел пачку DVD-дисков, подхватил и ее. Пожалуй, все. На один раз хватит, а больше и не нужно. Он сунул вещь в карман и быстрым шагом пошел прочь от раскуроченной витрины, стараясь как можно быстрее раствориться в темноте. В его кармане, постукивая по бедру на каждом шаге, лежала миниатюрная видеокамера «Сони».
Глава четырнадцатая
Одинцов стоял у окна и смотрел на город, неясной тенью вырисовывавшийся в наступающих сумерках. Легкая морось висела в воздухе, но он знал: не это было причиной того, что город был едва виден. Точнее, не только это. Дым от многочисленных пожаров густой пеленой поднимался в небо, создавая над Горецком темный мрачный купол. Город горел. Он умирал.
Сергей стоял так уже около часа и просто смотрел, не думая ни о чем. Пожары начались три дня назад, и, насколько он мог судить, никто не торопился их гасить. Возможно, что несколько молний попало в здания без громоотводов — тогда над городом прошла сильная гроза — но Сергей сомневался в этом. Слишком уж часто с той стороны ветер доносил глухие звуки взрывов. Он вспомнил парнишку в больнице, того самого, что сказал, мол, Третья Мировая уже началась, наблюдая за тем, как к больнице подъезжает бронетранспортер. Фанат «Нирваны». Интересно, он еще жив?
Одинцов вздохнул, отошел от окна и уселся на постель. Простынь не меняли уже несколько дней, и она начала приобретать мерзкий сероватый оттенок. Видимо, у военных были дела поважней, чем стирать белье. Анализы теперь тоже брали нерегулярно, но Сергей в какой-то степени был даже этому рад. Понятно, что тут происходило что-то непонятное. «Каламбур», — подумал он, и бледно улыбнулся. На самом деле ему было совсем не весело — он испытывал страх, жуткий, не дающий спать по ночам страх.
Что происходило в городе? Он не знал. Никто не знал, насколько он мог судить из разговоров с другими «отдыхающими». Телевизор отключили и вынесли вчера: просто пришли два солдата в респираторах и молча, ничего не говоря, выдернули шнур из розетки, подняли «ящик» и утащили его. Никто не сказал ни слова. Да и что можно было сказать, если у этих милых парней на плечах висели короткоствольные автоматы? Кому хотелось получить пулю в лоб (или в живот) за то, что не вовремя открыл рот? Никому. Они посидели еще немного в сумраке ставшей какой-то пустой комнаты и, так и не сказав друг другу ни слова, разошлись по своим «номерам». Впрочем, Одинцов особо об этом не жалел: по новостям показывали какую-то чушь, а то, что иногда проскальзывало в вечерних сводках, вряд ли можно было назвать утешительным.
Сергей вздохнул и перевернулся на бок. Наверное, он малодушничал, но ему не хотелось знать, что происходит. Точнее, не так — знать то хотелось, любопытство, как известно, не порок… Но то, что он слышал, наводило на неприятные размышления. Когда в вечерних новостях говорили о вспышке эпидемии в очередном городе, руки сжимались на подлокотниках, и он напряженно вслушивался в слова диктора, чувствуя себя так, словно его насильно запихнули в чрезвычайно маленькую кабинку русских горок и что вот сейчас, через короткое, но казавшееся бесконечным мгновение, его отправят вниз, навстречу темноте. И что ждало там? Очередной подъем на еще более высокую горку? Или болото с крокодилами? Он не знал и, уж поверьте, знать не хотел.
Новости были не очень разнообразными. Теперь уже дикторы не могли скрывать правды, слишком много сообщений о распространяющейся по стране инфекции, но все равно, как думал Сергей, новости были искажены. Если верить словам ведущих новостей, то это было что-то наподобие вспышки атипичной пневмонии, занесенной из Китая или другой подобной азиатской страны, жители которой, в понимании обычных людей, не моют руки и гадят там, где едят. Про Горецк больше не было сказано ни слова, и от этого создавалось ощущение, будто тут ситуация уже наладилась. Многие — если не все — так бы и подумали. Похоже, никого не удивляло, что Горецк не самый близкий город к восточным границам страны. Хотя на это тут же нашелся бы ответ, что зараза могла прийти через Казахстан — благо до него-то рукой подать. Да и вообще, чтобы знать, как на самом деле обстоят дела, нужно либо иметь доступ к документам с пометкой «Секретно»… либо находится в непосредственной близости от города, как, например, он. Конечно же, здесь все было в порядке— достаточно было поглядеть на густые клубы дыма, рваными клочьями поднимающиеся к свинцовому октябрьскому небу. Или, чтобы уж быть совсем уверенным, что все хорошо, встать ночью и поглядеть на вспышки пожаров и услышать в темноте звуки выстрелов. Куда уж лучше. Хотя, если в новостях подразумевали, что в городе все хорошо, потому что он уже не был городом, то да, они были правы.
Сергей лег на спину и посмотрел на едва видимый в сумерках потолок. Где-то за окном ревели двигатели тяжелой техники, кричали люди, изредка в эту какофонию встревал ленивый звук хлопанья вертолетных винтов. Лагерь никогда не спал, он бурлил энергией круглые сутки, показывая, что люди работают, стараются… Только от этого не становилось легче, потому что было ясно, что все эти усилия пока ни к чему не приводили.
Он уже засыпал, когда одна мысль вдруг пронзила его, заставив сесть на кровати. Интересно, а где сейчас Вера? Что с ней? Может быть она тоже больна, как многие другие, и сейчас находится где-то здесь, в Санатории? Возможно ли такое? Вполне. Он снова лег, широко открытыми глазами глядя в темноту. Можно ли это как-то узнать? Вряд ли. Он вдруг почувствовал острую горечь. Несмотря на то, что она ушла от него, он все-таки любил ее, он понял это сейчас, вот так вот просто, лежа в темноте. Он вспомнил свой сон, всего-то чуть больше недели назад приснившийся на даче. Сергей вздрогнул и поплотнее закутался в легкое верблюжье одеяло. Глаза снова стали закрываться, он задремал, поплыл по теплым волнам сна, и последняя его мысль была о том, что надо выбираться отсюда и попытаться найти Веру. Хотя бы попытаться. Он провалился в темноту и, слава Богу, проспал без сновидений до самого утра.
Во вторник, на следующий день, после того как Сергей начал подумывать о том, чтобы выбираться из лап военных, в городе наступил полный бедлам. Командование пыталось хоть как-то координировать действия подчиненных, но со всей страны катились истеричные сообщения о распространении инфекции и насилии на улицах. Вышестоящие чины почувствовали некоторое облегчение, когда стало известно, что в странах Евросоюза, непосредственно граничивших с Россией, и бывших странах СНГ обеспокоены возникновением небольших очагов странной болезни по признакам очень похожей на то, что в Европе уже прозвали Русской Заразой. Представители Евросоюза утверждали, что у них все под контролем, но не надо было быть семи пядей во лбу, чтобы понять, как они обеспокоены. Если бы они знали, что некоторые в правительстве России серьезно подумывали о том, чтобы распылить над городами некоторых стран любопытную взвесь из вещества, взятого с полигона ВСО-1554729, то их вопли насчет распространения Русской Заразы были бы куда громче. Но вирус теперь распространялся как степной пожар, поглощая все новые и новые территории, не разбирая полов, рас и возрастов своих жертв. Все было одинаково подходящим и, можно сказать, вкусными. Карнавал набирал свою силу и подходил к решающей стадии. И на него было приглашено все человечество — еще бы, сложно не пожать плоды того, что сам же и сделал.