Проект "Ковчег"
Шрифт:
Туман, туман, седая пелена.
Далеко, далеко за туманами война.
И гремят бои без нас, но за нами нет вины.
Мы к земле прикованы туманом,
Воздушные рабочие войны
Сашка пел, глядя на листок и не видел, как затаив дыхание его слушают люди. Ведь для большинства из них эта песня была о том, что они совсем недавно пережили. Практически все технари, прилетевшие с Милем, были вместе с ним под Ельней, поднимались на автожирах в воздух, пытаясь под обстрелом
Туман, туман, на прошлом, на былом.
Далеко, далеко за туманами наш дом.
А в землянке фронтовой нам про детство снятся сны.
Видно, все мы рано повзрослели,
Воздушные рабочие войны
Волков смотрел на Сашку и думал о том, что пришлось и еще придется пережить этому мальчишке. Потеряв сначала всех родных, он остался совершенно один среди незнакомых ему взрослых и сумел стать одним из них, работал наравне со всеми, учился, осваивал профессию летчика. А потом, когда потерял и этих людей, заменивших ему семью, не сдался, а сделал все возможное, чтобы запустить эту их установку. Практически без шансов выжить, смертельно больной, сделал то, о чем они все, обреченные, оказавшиеся в этом бункере, мечтали. Сделал это просто потому, что считал это своим долгом перед погибшими. И уже здесь, только-только отойдя от переноса, еще не уверенный, что выздоровел, спас раненого советского летчика. Вытащил его не для того, чтобы заработать очки в переговорах с товарищем Сталиным, а потому что летчик был свой. И к Сталину прилететь не побоялся, не смотря на то, каким кровавым злодеем рисовали его в том времени. Да, прав товарищ Сталин, парень стоящий, настоящий советский человек, что бы сам о себе Сашка не думал. Надо поговорить с Харуевым, комсоргом их группы, чтобы занялся пацаном, надо готовить его для вступления в комсомол.
Туман, туман, окутал землю вновь.
Далеко, далеко, за туманами любовь.
Долго нас невестам ждать с чужедальней стороны.
Мы не все вернемся из полета,
Воздушные рабочие войны [iii] .
А Михаил Леонтьевич думал о жене, оставленной в далеком Билимбае под Свердловском. Как она там? Как сынок, дочери? У него было желание посмотреть свою биографию в архивах базы, но он боялся, боялся узнать что-то страшное, непоправимое о близких, предчувствуя, что ничего хорошего эти знания не принесут[iv].
Сашка допел и огляделся. Рядом с ним с повлажневшими глазами сидел Никифоров, для которого эта песня была больше, чем песня, там каждое слово было про него и про тех парней из их полка, что не вернулись из боевых вылетов. Ну и конечно про Лидочку, ждущую его в Тамбове. Он написал ей письмо из Москвы, указав обратным адресом номерной ящик, данный ему Волковым, сообщил, что жив, здоров, воюет и любит ее. Но ответ получить не успел и очень переживал по этому поводу. О чем-то глубоко задумался Волков. Молча сидели остальные. Никому не хотелось говорить, у каждого было, что вспомнить и о чем подумать. Тишину нарушил Миль:
– Да, проклятая война! Сколько горя принесла и принесет. А ведь только жить начали, строить, создавать. Эх!
– и Михаил Леонтьевич в сердцах махнул рукой. А Сашке подумалось, что зря он пел, не надо было нагонять тоску на людей. Он уже было хотел убрать гитару, как Миль попросил: - Александр, а спойте еще, про вертолеты есть песни?
Сашка задумался, а потом хитро улыбнулся. Как ему раньше не пришла в голову эта песня, которую любил петь подполковник Пьяных.
– Есть, конечно, Михаил Леонтьевич:
Годы птицей улетают,
По земле меня болтает,
А точнее выше - над землёй.
Не до жиру быть бы живу,
Столько лет на всех режимах,
В небе мы живём одной семьёй.
По ущельям и вершинам
С винтокрылою машиной,
Пишем то ли сказку, то ли быль.
Вместе с ней по небу ходим,
Мы друг друга не подводим
И спасибо вам товарищ Миль.
Услышав фамилию конструктора все заулыбались, а сам Михаил Леонтьевич густо покраснел, хотел было что-то сказать, но передумал и укоризненно помахал Сашке пальцем.
Выручала где, казалось,
Шансов нам не оставалось
И не превратила нас в утиль.
Та, что в небе, аты-баты,
Та, которую когда то,
Создал Михаил Леонтьич Миль
Теперь фамилию имя отчество конструктора хором подпевали все, а сам Михаил Леонтьевич застенчиво улыбался.
Мы нередко с ней прощались,
Честным словом возвращались,
А потом на матушке земле
Экипажем водку пили,
За машину и за Миля,
Мы на ней как бабка на метле.
Мы на ней как змей горыныч:
Тоже можем землю выжечь,
Или как ковер, но вертолёт.
Только чаще в этой сказке,
Как усталая савраска,
Из последних сил, но всех спасёт
Терпеливо лямку тянет
И молотит лопастями
Днём и ночью в бурю или штиль!
Та, что в небе, аты-баты,
Та, которую когда то,
Создал Михаил Леонтьич Миль… [v]
Народ развеселился, ведь хоть песня и была посвящена конструктору, но каждый из присутствующих чувствовал себя причастным к созданию таких прекрасных машин, о которых в будущем сложат песни. Улыбался и сам герой песни, что ни говори, а это приятно, когда о тебе слагают песни, но потом он вдруг стал предельно серьезен и, обведя взглядом своих соратников, произнес: