Проект «Миссури»
Шрифт:
— Если вас не затруднит, останьтесь ненадолго, Евгений Борисович.
Впервые за весь сегодняшний день стало интересно; Евгений недоуменно вскинул глаза. Имя-отчество — с чего это вдруг? Обычно Владимир Николаенко, без пяти минут президент страны, солиднейший клиент «Амфитриона», называл владельца клуба попросту Жекой. Как все.
— Что-нибудь случилось?
Николаенко улыбнулся на тридцать два безупречных, вряд ли настоящих зуба. Дежурная ухмылка клиента никогда не казалась Евгению искренней; во всяком случае, голосовать за него он не собирался. Несмотря на перспективы, которые так или иначе открывало их личное знакомство. И даже на то, что в победе Палыча на выборах уже не сомневался ни один ведущий теленовостей.
Клиент начал разминку, вертя запястьями вытянутых рук и качая головой из стороны в сторону, как довольный болгарин.
— Случилось, Евгений Борисович. Предвыборная кампания случилась! И, как говорится, чем дальше, тем страшнее. А ведь осталось меньше месяца…
— Я вообще удивляюсь, как вам удается выкраивать время. — Приходилось, скрепя зубы, поддерживать беседу.
— Ну-у, «Амфитрион» — это святое. — Палыч принялся разминать плечевые суставы. — Кстати, давно хотел вас спросить: почему именно «Амфитрион»? Вы сами выбрали такое название?
— Институтский друг подсказал, — привычно ответил Евгений.
«Институтским другом» был Гэндальф. Тогда еще малопьющий, работавший в приличной газете и готовый практически бескорыстно помочь бывшему сожителю в плане информационной поддержки нового бизнеса. Выбирая вывеску для клуба, Жека попросил Сашку назвать имя какого-нибудь древнего героя, только не очень попсового. Гэндальф сказал «Амфитрион»; понравилось. Подробностями Евгений так ни разу и не поинтересовался.
— Студенческая дружба — самая крепкая, — вздохнул Николаенко. — Потом в жизни появляется слишком много более важных вещей, чем друзья…
Перешел к поворотам корпуса: раз-два-три-четыре. Заговорил в такт:
— Я как раз делаю ставку на молодой электорат. На тех, кто еще верит в такие вещи, как старая дружба и будущее страны. На людей, самостоятельно и успешно развивающих свое дело. На таких, как вы, Евгений Борисович.
Инструктор вежливо улыбнулся. Неужели все это — ради одного-единственного голоса?
Палыч принялся делать наклоны: он запросто доставал ладонями шнурки на кроссовках. В принципе было самое время переместиться к другим клиентам, поближе к выходу, а затем вообще ненавязчиво покинуть зал. Впрочем, не очень-то и хотелось.
И что дальше?
— В воскресенье я устраиваю небольшую вечеринку. — Дыхание политика если и сбилось, то совсем незаметно. — Даже посреди самой бешеной гонки порой необходим привал. Посемейному, только самые близкие люди. На моей даче в Дубравах, ехать по Западному шоссе, а на повороте вас встретят… В общем, не заблудитесь, Евгений Борисович. Приезжайте.
Снова сверкнул зубами и бодро направился к штанге для жима лежа: первое упражнение комплекса «Е». Николаенко, образцовый клиент, никогда ни на йоту не отступал от предписаний инструктора. Но в остальном был точно такой же, как все прочие, привыкшие не замечать разницы между владельцем элитарного клуба и швейцаром при входе в оный.
И вдруг— приглашение на семейную вечеринку. Неправильное, бессмысленное.
Или, может быть, жизнь налаживается?
Инструктор усмехнулся. Пожалуй, не стоит говорить Палычу, что он, Евгений, давно решил голосовать за Аньку Гроссман. А что? — здоровая, классная тетка. И до сих пор, похоже, сохнет по этому красавчику Багалию.
Жалко бабу.
Его действительно встречали.
Возле неприметного — запросто бы проскочил! — выезда на боковую дорогу стоял ярко-алый «ягуар», при появлении «лендровера» взорвавшийся оглушительным визгом и миганием фар. Хорошая машина, снисходительно оценил Евгений, хоть и мелковатая; он всегда любил все большое и основательное. Снисходительность подтачивало сознание того, что «ягуар» скорее всего принадлежал отнюдь не самому Николаенко, а кому-то из его распоследних «шестерок».
Ехали минут десять. Проскочили КПП, где доброжелательные менты чуть ли не взяли под козырек при виде красной машины. Дорога вильнула в дубовую рощу; справа сквозь сочную листву блеснуло озеро. У самой кромки асфальта в траве вовсю желтели одуванчики.
Сопровождающий остановился так неожиданно, что Евгений едва не поцеловался с ним бамперами. Пока он беззвучно матерился, в «ягуаре» открылась дверца, и на свет вылезла маленькая рыженькая девушка в ковбойке и джинсах. Присела на корточки, сорвала желтый цветок и со всех ног поскакала к гостю. Ругнувшись напоследок, Евгений опустил навстречу боковое стекло.
— Здравствуйте, Евгений Борисович! — Она щебетала, словно жизнерадостная канарейка. — Вам будет удобнее выйти из машины здесь. Наш водитель заберет ее на стоянку, это немного в стороне, чтобы не загрязнять воздух. Владимир Павлович ждет вас!
Евгений кивнул и выключил мотор; черт, до чего же он не любил отдавать автомобиль в чужие руки. На всякий случай запер «бардачок», вздохнул и выбрался на воздух. Девушка приветливо улыбалась, чуть запрокинув подбородок; она едва доставала Евгению до плеча. Одуванчик уже торчал у нее из-за уха, путаясь в рыжих волосках.
— Идемте за мной.
И она потопала прямо через лес, по щиколотку утонув в яркой траве. Евгений со вздохом покосился на свои новые лакированные «саламандры»; впрочем, трава росла лишь у дороги, дальше подстилка из дубовых листьев была сухой и ровной. День выдался жаркий, почти летний, захотелось расстегнуть пиджак, но Евгений сдержался. Возможно, идти совсем недалеко.
Он оказался прав. Уже через несколько минут за стволами замелькало что-то светлое, потянуло дымом и запахом шашлыков, Девушка внезапно рванула вперед, и ее канареечный голосок разнесся среди дубов:
— Евгений Борисович!
Она, понятно, не звала его, а возвещала о прибытии. Этакий дворецкий в джинсах. Секретарша?..
За последней полоской кустарника Евгений застопорился, поправил галстук и воротничок, проверил, не расстегнулись ли запонки и, присев на корточки, кое-как обтер туфли. В деловых костюмах он всегда чувствовал себя бронированным идиотом; но не в любой же ситуации, черт возьми, можно ходить в кроссовках и спортивном трико с обнаженным торсом…
Вздохнул и шагнул на поляну.