Проект «Миссури»
Шрифт:
Сейчас я брела по раскаленной пыльной улочке в самом непотребном районе столицы, до ужаса похожем на центральный квартал моего родного города. Может, послушать Гэндальфа и вправду рвануть когти на историческую родину? Там сейчас тоже жара. И пыль… пыли, конечно, в несколько раз больше.
Зверски хотелось есть: один гамбургер на ходу и кофе от щедрот секретарши как-то не тянули на полноценный рацион для здорового организма. Приличных забегаловок в этом районе, естественно, не наблюдалось. Так что самое разумное было ехать в общагу, где от моего вчерашнего шоппинга оставались гречка, спагетти и полбанки шпрот… хотя последние наверняка уже попахивают — в такую погоду без холодильника.
Я переместилась поближе к дороге, высматривая себе машину. Улица выглядела мертвой; поэтому, когда из-за угла вырулили древние «жигули», едва не терявшие на ходу запчасти, я ринулась на проезжую часть, словно идейная вдохновительница акции протеста. Водила с готовностью притормозил — тоже, видимо, воспринял возможность пограчевать как щедрый подарок судьбы.
Глушить мотор он побоялся; я вскочила в раскаленную жестянку почти на ходу. Сразу опустила до упора стекло — стало полегче.
— Куда едем, подружка?
— Центральный район. Октябрьская, 14-д.
«Жигули», погромыхивая, потащились по улице. Такими темпами, прикинула я, раньше пяти не доберемся; ну и по фиг. Мне некуда больше спешить. Теперь уж точно.
— Октябрьская, четырнадцать-дэ… — раздумчиво повторил водила. — Это что ж такое?
— Общежитие МИИСУРО.
Образовалась неприятная пауза — но это я заметила уже позже, задним числом. Я вообще никогда не обращаю особого внимания на водителей и тем более не веду с ними душевных разговоров. Я — клиент. Я плачу.
— Пятьдесят.
— Что?!.
Из конца в конец столицы можно доехать за двадцатник. Из любого конца в центр — за десятку. Я в курсе. Я пользуюсь этим видом транспорта каждый день. Так что сорри…
— Вы хотели сказать, пятнадцать. Хорошо, пусть будет.
— Полтинник, сука!
И тут я впервые разглядела его как следует. Квадратную морду с фиолетово-багровым рисунком сосудов на небритых щеках, несимметричной челюстью и шрамом поперек брови. Здоровенные ручищи на руле: четыре татуированных перстня на пальцах левой и два — на правой. Ну и на фига я садилась в машину к такому уголовному типу? И какого черта не договорилась о цене заранее? Дура. Форменная идиотка.
Я была совершенно спокойна. Отстраненио, патологически.
— Дорого. Остановите машину.
— Ага. Щас.
Дорога была по-прежнему пустынна. Единственное, что теперь справа вместо тротуара на нее наступал самый настоящий лес, дремучий, будто на картине Шишкина, — плевать, что в городской черте. У нашей столицы имидж зеленого города.
— Трахну, закопаю — хрен найдут! — в такт моим соображениям загоготал водила. — Дорого ей!.. Гони полтинник, шлюха… ком-би-нированная!
И, развернувшись, рванул на себя мою сумочку. Зачем-то обеими руками.
Дальнейшее вспоминалось смутно и в третьем лице, словно увиденный краем глаза на видике в баре поганенький боевик. Супергерла без боя расстается с имуществом, плохого громилу по инерции отбрасывает назад, находчивая барышня толкает руль, «жигуленок» крутится на месте, водила матерится, а лихая студенточка выкатывается из машины, подрывается с асфальта и делает ноги прямиком в лес.
Забирается, тарзаниха, на первую попавшуюся сосну и оттуда не без интереса наблюдает за шумной — кусты в треск, щепки летят фейерверком! — но недолгой погоней. Пережидает с четверть часа на ветке, болтая ногами и прислушиваясь к звукам с дороги. Слезает. Находит на дороге свою слегка потрошенную сумочку: без денег, но с паспортом и студенческим билетом. Орлинская Алина Игоревна, МИИСУРО, первый курс. В сущности, уже второй… но продлят в начале семестра.
Все это мне снилось целую ночь. В несколько, блин, сеансов.
Из карманного зеркальца смотрела мятая физиономия с царапиной на щеке и дикими гляделками, обведенными кругами не смытой с вечера туши. Здравствуй, ужас, как ты вырос. С добрым утром.
В горле пересохло, будто после пьянки. Не слушались ноги, отмахавшие энное количество километров по трассе, на локтях и заднице саднили кровоподтеки от приземления на асфальт. Летний деловой костюмчик, сброшенный поперек спинки стула, не обещал когда-нибудь вернуться к своему первоначальному светло-серому цвету. То, что осталось от босоножек на каблучках, я вчера зафутболила под кровать и не видела смысла выуживать обратно…
…Через полчаса я спустилась в вестибюль. Критически оглядела себя в большом зеркале, поправила бретельку платья под стильным укороченным жакетом с длинными рукавами. Пожалуй, многовато косметики для лета… впрочем, сегодня, кажется, довольно прохладно. И сегодня я вовсе не намерена полдня подряд мотаться по городу. Есть одна идейка — простенькая, но наверняка безотказная.
— Доброе утро, баба Соня. Автомат что-то не работает… я позвоню от вас?.. Здравствуйте. Меня зовут Алина Орлинская, я студентка, направлена к вам на практику. Узнайте, пожалуйста, у шефа… Да, если можно, соедините. Здравствуйте. МИИСУРО. Да. Перешла на второй. Нет. Сделала рекомбинаторику. Конечно. Я тоже так считаю.
Проходившие мимо девчонки синхронно свернули шеи в мою сторону.
Не дождетесь.
ЗВЕНИСЛАВА, 35 лет
Ей показалось, что она видела его — на встречном эскалаторе.
Как оно обычно бывает: не взгляд, а мимолетное подсознательное впечатление от взгляда, а потом оборачиваешься вдогонку, успеваешь заметить затылок, в городе сотни тысяч таких вот светлых затылков, а затем и он пропадает в медленном человеческом водопаде. В результате права на уверенность у тебя нет. «Кажется, я видела сегодня в метро… а может быть, показалось». Безнадежная тавтология…
Да и что ему было там делать?
А Звенислава ехала в студию. Эту студию, как и все остальные, нашла мама; она утверждала, что именно здесь можно совсем недорого сделать качественную запись чуть ли не на уровне мировых стандартов. Лицензии у этих ребят, разумеется, не было, поскольку промышляли они в основном пиратством и налогов не платили, — но маме недавно рассказали о каких-то тайных механизмах по превращению самопального диска в лицензионный. За отдельную плату, конечно, однако в сумме все равно выходит дешевле. Так говорила мама; сама Звенислава до сих пор ничего в этом не понимала.