Проект «Немезида»
Шрифт:
– Со мной все в порядке. – Смотрю в окно. – Нечего рассказывать.
Выстрелы гремели в ушах. Я прямо-таки чувствовала, как раскаленные пули разрывают мой мозг.
Я подтянула колени к груди, чувствуя взгляд доктора Лоуэлла почти физически: наблюдающий, оценивающий, прикидывающий, неторопливо взвешивающий.
Я в свою очередь украдкой взглянула на часы. Еще сорок пять минут.
От доктора не ускользнуло мое нежелание общаться.
– Мин, – проникновенно начал он. – Я очень надеюсь, что мне не нужно напоминать тебе, что ты можешь мне доверять. Ничего из сказанного в этой комнате никогда не выйдет за ее пределы. Я хочу помочь. Если тебя что-то тревожит, стоит обсудить это именно здесь, в спокойной обстановке. Тебе станет легче. Обещаю.
То есть, он считает, что это вот – «спокойная обстановка»?!
Я не знала, что сказать. Значит, надо лгать. Ничего другого не остается.
– Я понимаю. Но, правда, ничего не случилось. Все в порядке.
Даже мне самой этот ответ показался неубедительным. Слишком резко, слишком пронзительно он прозвучал, словно вкладывая слишком много твердости в отрицание, я вызвала обратный эффект, подтвердив его подозрения.
– Боюсь, я не совсем уверен в этом, Мин. – Доктор Лоуэлл продолжал говорить мягко, без нажима, словно извиняясь. – Мне кажется, ты что-то от меня скрываешь.
Он не спрашивал. Я и не ответила. Хотя пылающие щеки, конечно, выдавали меня с головой.
Опустив ногу на пол, психиатр слегка наклонился вперед. Его лицо посерьезнело. В глазах мелькнуло разочарование.
– Мин, мы с тобой встречаемся уже шесть лет, – он продолжал говорить спокойно, но в его голосе появилось что-то, чего я не могла понять. – Мне хотелось бы думать, что за эти годы я хорошо тебя узнал. – Он замолчал, но я не стремилась прервать неловкую паузу. Наконец он продолжил: – Я чувствую, что сегодня ты… о чем-то умалчиваешь. Мне важно знать, почему.
Я подтянула колени еще ближе к подбородку, обхватив их руками, и молчала. За все время наших, так называемых, «встреч» я не помнила ни одного случая, чтобы Лоуэлл вот так напрямую давил на меня. Раньше мне всегда по умолчанию позволялось самой вести беседу, или, во всяком случае, – создавалась иллюзия моего контроля.
Давай. Скажи хоть что-нибудь.
– Извините. – Главное не встречаться с ним взглядом. – Вчера был очень скучный день. Я просто слонялась туда-сюда, пока мама была на работе, а потом… – Я опять замолчала, повисла еще одна пауза, и доктор не пришел мне на помощь. Никуда не денешься, придется продолжать. – Мне хотелось побыть одной. Так и вышло.
Вельвет брюк скрипнул, когда доктор выпрямился.
– И ничего необычного не случилось? Никаких… дурных воспоминаний, провалов в нормальной цепочке событий? Необъяснимых происшествий?
Я опустила ноги на пол. Невидимые защитные стены вновь выросли вокруг меня, взяв под надежную защиту.
– Нет, доктор Лоуэлл. Вчера со мной не случилось ничего… психопатического. Вы ведь это хотели узнать?
Лоуэлл откинулся в кресле. Было видно, как он заставляет свое вышколенное профессией тело оставаться расслабленным, хотя все существо его излучало… разочарование.
В животе неприятно кольнуло. А если он знает, что что-то произошло?
– Ты продолжаешь принимать лекарство? – внезапно спросил доктор Лоуэлл.
Вопрос застал меня врасплох.
– Что? Ах, да. Да.
…Только сегодня утром забыла. Так спешила в школу, что совсем забыла о маленькой голубой таблетке.
– Очень важно, чтобы ты принимала таблетки каждый день, Мин. – Он словно читал мои мысли. – Иначе у нас ничего не получится.
Доктор слегка сощурился. Он злится. И скрывает это.
Такое непривычное поведение вдруг придало мне смелости.
– А кстати, что это за таблетки, доктор Лоуэлл? – Я задала этот вопрос непринужденно, как бы из любопытства. – В смысле, из чего они? И как работают?
За все время наших сеансов мне никогда не приходило в голову об этом спросить.
У него нервно дернулась щека. Легкий тик. Но я успела заметить.
– Невротандал. Это психотропное соединение, синтезированное для лечения пациентов с диссоциативным расстройством как легкой, так и тяжелой формы. Состав соединения многослоен, – мягко ответил он. – Ты же знаешь. Ведь тебе невротандал прописан с десяти лет.
Я закинула ногу на ногу и откинулась назад, изображая беззаботность. Наконец мы с доктором погрузились в глубину наших отношений, затронув вопрос, беспокоивший меня долгие годы. И я понимала, что двигаться следует со всей осторожностью.
– Просто, видите ли, это лекарство я получаю и могу получать только у вас. В аптеках, насколько мне известно, его нет. Я знаю, я искала в Интернете и получила ровно ноль ссылок, чего просто не может быть. И вот я удивилась и захотела узнать… собственно… почему?
Лоуэлл ответил без видимого замешательства или нажима, словно по справочнику читал:
– Невротандал – экспериментальный препарат, и его запуск в широкую сеть застрял где-то в трясине Управления по санитарному надзору за качеством пищевых продуктов и медикаментов. Только после их одобрения можно будет выпустить невротандал в широкую сеть. Именно поэтому твоей матери пришлось подписать специальное согласие на то, чтобы давать его тебе, еще когда ты была маленькой. Мы надеялись, что твоем случае это лекарство поможет и, слава богу, не ошиблись.
Тогда почему же ко мне все еще является тот черный человек? Почему я до сих пор каждый год умираю?
Произнося все это, Лоуэлл пристально за мной наблюдал. Словно оценивал мою реакцию на свои слова. Похоже, на сей раз «встреча» пошла совсем не так, как он рассчитывал.
Чувствовал ли он, что я пытаюсь скрыть очередное нападение на меня?
Наверное, нет. Ведь раньше мне уже случалось водить его за нос.
Вот, к примеру, мои смерти в двенадцать и четырнадцать лет. Я о них ни словом не обмолвилась. Хотя в обоих случаях у меня были сеансы с доктором на следующий же день, как и сейчас. И тогда он с легкостью проглотил обман. Почему сейчас не так?