Проект «О.З.О.Н.»
Шрифт:
Боксы работали как от аккумуляторов, так и от сети. Для сохранения заряда элементов питания в лаборатории холодильники подключали к розеткам. Ассистент схватил один из контейнеров за ручку, вытащил из гнезда электрический кабель и принес кофр профессору.
Олег Иванович щелкнул замками, открыл крышку. Из контейнера повеяло холодом, повалил белый пар. Лань чуть подалась вперед и вытянула шею. На ее худом лице читалось неподдельное любопытство. Потапыч стоял с невозмутимым видом, но скосил глаза в сторону, чтобы лучше видеть, что же такое-этакое профессор собирается извлечь из контейнера.
С предельной осторожностью, словно это взведенная мина, Шаров взял в руки «амебу» и медленно вытащил на свет божий. Лань с первого взгляда
Ученый поднес «амебу» к лицу Балабола. Из нижней, более шершавой, стороны симборга полезли тонюсенькие, как корневые волоски, бледно-розовые нити. Быстро удлиняясь, они соприкоснулись с кожей и, словно гифы гриба-паразита, проросли в нее с едва слышным шуршанием. Нити заметно увеличились в размерах и налились красным.
Профессор разжал пальцы. Симборг прильнул к лицу проводника с чавкающим звуком, завибрировал и захлюпал. Он как будто пил кровь Дмитрия, на глазах меняя цвет с серого на багровый и приобретая глянцевый блеск.
– Фу, какая мерзость! – Лань отпрянула от лежащего на полу Балабола, морщась, как будто увидела уродливое насекомое. Выпрямилась и отошла в сторону, чтобы не видеть проводника с «амебой» на лице. – И вот это вы предлагали нам добровольно нацепить на себя?
– Выглядит не очень, – согласился профессор. Он тоже встал на ноги, но по другой причине: пока оказывал помощь Балаболу, затекли колени. Подошел к наемнице и продолжил говорить: – Но ведь главное – не внешний вид, а польза. Лекарь как-то рассказывал мне о лечении ран с помощью личинок обыкновенных мух. Их выводят на специальных фермах и высаживают на пораженные области. Опарыши поедают поврежденные ткани, ускоряя процесс выздоровления в разы. Чем подобный вариант лечения хуже той же «амебы»? К тому же не стоит забывать реальную пользу от симборга. Я ведь вам говорил: это уникальное существо не только снабжает носителя чистым от вредных примесей воздухом, но и, фильтруя сквозь себя человеческую кровь, активно выводит радионуклиды из организма. Неспроста ведь у так называемых дикарей из того города нет никаких признаков лучевой болезни. А ведь они не носят специальных костюмов и не пользуются медикаментозными средствами защиты от радиации.
Пока профессор объяснял наемнице элементарные вещи, симбиотический организм делал свою работу. Выпущенные им сосудистые отростки проникли в кровеносную систему Балабола и на время стали с ней одним целым. «Амеба» заработала как внешнее сердце, прокачивая через себя кровь со скоростью, аналогичной ста шестидесяти ударам в минуту.
Ускоренный ток крови по сосудистой системе организма способствовал восстановлению сердечного ритма. Балабол пришел в себя. Ресницы задрожали, под веками забегали глаза. Кожа лица утратила бледность, а вот темно-фиолетовые, почти черные, похожие на еловые лапы следы от удара молнии, напротив, постепенно приобретали более светлый оттенок.
Первым происходящие с Балаболом изменения заметил Потапыч. В то время как Шаров отвлекся на беседу с Ланью, наемник наблюдал за работой симборга. Было что-то притягательное в мерных колебаниях прильнувшей к лицу проводника «амебы».
– Профессор, эта ваша штука сработала. Балабол очнулся.
– Я так и знал! – воскликнул Олег Иванович и бросился к проводнику. Полы расстегнутого халата распахнулись словно крылья.
Удар молнии стер из памяти Дмитрия финальную часть недавних событий. Последнее, что он помнил, – это как над ним нависла паучиха с занесенными для удара верхними конечностями. Он хотел спросить: что случилось? почему он лежит на полу? – но не смог раскрыть рта и запаниковал. В глазах появился испуг, на свободной от едва слышно хлюпающего симборга верхней половине лица отразилась гримаса страха.
Профессор опять опустился на колени перед Дмитрием, взял его ладонь в левую руку и, поглаживая ее правой рукой, тихим голосом произнес:
– Спокойно, не надо нервничать, все хорошо. Паучиха мертва. У тебя на лице симборг, поэтому ты не можешь говорить. Потерпи немного, скоро я сниму его с тебя, и все будет как прежде.
Эпилог
Лекарь зачерпнул ложкой из вазочки на столе вишневый конфитюр, съел, жмурясь от удовольствия.
– Вкуснотища!
– Хочешь, дам с собой баночку? – предложил профессор. – У меня осталось три штуки, одной могу поделиться.
– Нет, спасибо. Будет повод лишний раз к тебе заглянуть, а то в последнее время только по делу и встречаемся.
– Тоже верно, – кивнул профессор. – Надо и просто так друг к другу в гости захаживать.
Шаров сам позвал старого друга и попросил захватить с собой Кузьму. Ученый поговорил с подростком с глазу на глаз и отправил в его родной мир. В качестве награды за пережитые испытания парнишка получил новый противорадиационный костюм с интегрированным в шлем противогазом. А еще профессор распорядился принести из арсенала исследовательского центра десяток «калашей» и полный цинк патронов. Шаров даже не подумал, как Кузьма потащит все это богатство до родного бомбаря, а сам подросток был на седьмом небе от счастья и тоже не задавался этим вопросом.
За те три недели, что Кузьма провел в Зоне, произошло немало событий. Балабол с наемниками уехали на Большую землю. Сталкер возвращал себе былое имя и прошлую жизнь, в том числе и благодаря записанным на камеру признаниям Моргенштейна, а Потапыч и Лань по-прежнему его охраняли. Только теперь делали это не по просьбе Лекаря, а по собственной воле. Шутка ли, самого Хозяина Зоны от бед стерегут.
Выдвинутые Дмитрием обвинения против своего бывшего компаньона Богомолова произвели эффект разорвавшейся бомбы. В первую очередь благодаря тому, что дело касалось судьбы заново возникшей Зоны. Сенсацию подхватили мировые СМИ. Дошло до того, что Балабола, для всех ставшего снова Дмитрием Матвеевичем Преображенским, позвали выступить на генассамблее ООН.
Это, кстати, была еще одна причина, по какой профессор позвал Лекаря к себе. Только у него в кабинете была возможность посмотреть прямую трансляцию из Нью-Йорка.
Профессор глянул на часы, взял пульт со стола, включил телевизор. Экран мигнул и выдал картинку из зала заседаний. За инкрустированной плитами серпентинита трибуной стоял представитель одной из стран-участниц генассамблеи и еле слышно читал текст по бумажке. Во время работы профессор периодически включал телевизор и, чтобы звук особо не мешал, держал громкость практически на самом минимуме. Тихий бубнеж настраивал его на рабочий лад, а вот громкий звук мешал сосредоточиться.
– Зачем? – поморщился Лекарь, подливая себе чаю в кружку. – Так хорошо сидели, я только за жизнь хотел с тобой поговорить, а ты эту шарманку включил.
– Могу убрать, если тебя это так напрягает, – состроил загадочное лицо профессор и вытянул руку с пультом в направлении телевизора.
Лекарь поставил чайник на стол, поднял голову – в круглых стеклах его очков отразились крохотные телеприемники – и мельком глянул на экран. Докладчик закончил гундеть и покинул трибуну. Навстречу ему шел проводник в деловом костюме. За ним, на шаг позади, как и положено телохранителям, шагали Потапыч и Лань. Тоже в цивильной одежде, а не в привычных сталкерских комбинезонах, и без оружия в руках. На полпути к трибуне бывший и будущий докладчики встретились, кивком поприветствовали друг друга – наемники остались безучастны к обмену любезностями – и разошлись каждый по своим делам.