Проект революции в Нью-Йорке
Шрифт:
Она идет к застекленной стене, чтобы посмотреть, удалось ли бандитам, которые прячутся в кустах, завладеть какой-нибудь добычей. Но на маленьком пятачке, освещенном светом фонаря, больше ничего нельзя различить: наверное, жертва уже схвачена и теперь ее расчленяют под прикрытием кустов. Возможно, им попалась красивая няня, совсем недавно вышедшая из здания.
Лора опускает край тюлевой занавески, бросает взгляд на магнитофон и убеждается, что запись еще далеко не кончена; но голос, продолжавший все это время рассказывать свою историю, судя по всему, не был заглушен чем-нибудь более интересным: гулом народной революции, ревом сирен, рокотом пламени, револьверными
По правде говоря, эта магнитофонная лента не заслуживает большого внимания, с какой бы стороны на нее ни смотреть. Рассказчик продолжает анализировать причины своего недоверия к красивой девушке по имени Джоан, последней из числа тех гувернанток, что были направлены им присматривать за детьми богатых родителей посредством объявления в газете. По-видимому, на сей раз он нашел именно то, что искал, но следует соблюдать осторожность, чтобы не допустить оплошности: даже если рыжая молодая женщина и в самом деле проститутка — неважно, любительница или профессионалка — нужно еще доказать, что она является членом организации; а чтобы окончательно в этом увериться, нельзя форсировать ход событий. Разговор с Лорой во время первого визита — как обычно, записанный при помощи микрофонов, которыми начинены стены дома позволяет сделать лишь самые общие предположения. Зато вторая встреча, с самим дядюшкой, как только что было сообщено, принесла более осязаемые результаты. В третий раз ДР приглашают посреди дня.
Она приходит в назначенный час в здание на Парк-Авеню и звонит, как обычно, в дверь псевдоквартиры. Створка медленно поворачивается на петлях, но сегодня никто не выходит в вестибюль. И только машина, фиксирующая время, произносит замогильным голосом: „Входите… Закройте дверь… Спасибо… Ваш приход отмечен“.
Поскольку в вестибюле так никто и не показывается, ДР проходит в будуар с надувной мебелью — также совершенно пустой. Однако она слышит мужской голос хорошо ей знакомый — в смежной комнате, иными словами, в китайской гостиной. Она тихонько стучится в дверь и, не получив ответа, решается все же проникнуть в святилище, изобразив на лице ослепительную улыбку боязливой рабыни, тайно влюбленной в своего господина (поскольку со словом „послушание“ еще не все ясно)… Однако улыбка застывает на прекрасных губах: в комнате только маленькая Лора, которая лежит на спине, вытянувшись во весь рост, а разговаривает магнитофон.
Несколько нервных шагов, и ДР оказывается у лакированного стола; она поднимает крышку прозрачной коробочки и с раздражением нажимает на красную кнопку. Девочка на это никак не реагирует.
ДР спрашивает:
— Вашего дяди нет здесь? Лора, не двигаясь, отвечает:
— Нет. Вы же сами видите. ДР настаивает:
— Его вообще нет дома?
— Если бы он был дома, вам не нужно было бы присматривать за мной.
— Понятно… Хотелось бы знать, зачем нужен подобный присмотр, словно за младенцем, девочке вашего возраста.
— Если бы вы не пришли, я подожгла бы квартиру Я уже приготовила бидон с керосином и кучу тряпья. Молодая женщина пожимает плечами и говорит:
— Вы не ходите в школу?
— Нет.
— Никогда?
— Никогда. Что мне там делать?
— Скажем, учиться.
— Чему?
„Ну и работенка!“ — думает ДР, нервически расхаживая по комнате. Она идет к застекленной стене, приподнимает занавеску, возвращается к девочке, которая теперь катается по красному ковру, словно в приступе священной болезни. ДР подавляет в себе желание пнуть ее ногой.
— Не знаю, — произносит она, — например, узнать решение уравнений со многими неизвестными или название столицы штата Мэриленд…
— Аннаполис! — кричит девочка. — Это слишком легко. Задайте другой вопрос.
— Кто убил Линкольна?
— Д.В. Бут.
— Сколько секунд содержится в сутках?
— Восемьдесят шесть тысяч четыреста двадцать.
— Что такое морская капуста?
— Род водорослей.
— Что снится девушкам?
— Нож… и кровь!
— Где наши любимые подруги?
— В могиле.
— Сколько вам лет?
— Тринадцать с половиной.
— Куда выходят окна квартиры?
— На Централ-Парк.
(Стало быть, мои впечатления были правильными).
— Это место освещено?
— Да, но слабо… Там есть фонарь.
— Что можно увидеть при свете фонаря?
— Троих человек.
— Их пол?
— Двое мужиков и шлюха… Она в брюках и фуражке, но под свитером четко видна грудь.
— Как зовут эту даму?
— Ее зовут — вернее, она себя называет — Джоан Робесон, а иногда: Робертсон.
— Чем она занимается?
— Это одна из лже-медсестер, работающих у доктора Моргана, психоаналитика, у которого свой кабинет на станции метро под Сорок второй улицей. Все остальные медсестры светловолосые и…
— Но что она делает здесь, в этот момент, в кустах, высаженных бордюром вокруг парка, вместе с двумя мужчинами? И кто эти мужчины?
— Ответ очень прост: один из них — Бен Саид, второй — рассказчик. Сейчас все трое загружают в белый Бьюик блоки сигарет с марихуаной, запечатанных в обыкновенные пачки Филип Моррис. Один из связных переполошил их несколько минут назад: ему только что дали знать при посредстве радиограммы, что полиция собирается обыскать его машину сразу же по возвращении в гараж. Кто же предупредил его самого? Да просто один из шпиков, который работает на них. Жесты их выглядят непонятными и суетливыми потому, что они не только наклоняются, нащупывая пачки, разбросанные под кустами, прячут их под одеждой, а затем несут в машину, стоящую у кромки тротуара, но и жуют сэндвичи с жареным мясом, которые приходится постоянно засовывать в карман, чтобы не мешали работе, а затем вытаскивать вновь, чтобы откусить еще один кусок.
С самого начала операции Бен Саид открывает рот лишь для того, чтобы жевать сэндвич, и рассказчик спрашивает себя, злится тот или чем-то расстроен — ибо в обычное время он скорее болтлив. Джоан, укрывшая по такому случаю свою шевелюру под большой автомобильной каскеткой, улыбается и подмигивает с заговорщицким видом каждый раз, когда сталкивается с ним; впрочем, без большого успеха, поскольку тот, похоже, мрачнеет еще больше. Рассказчик — будем говорить „я“, чтобы было проще — раздраженный поведением своих спутников, слегка удаляется от них, чтобы посмотреть, не осталось ли чего за кустами аукубы; и девица не находит ничего лучшего, как придти шарить в том же месте, будто не заметив, что там уже кто-то есть.
— Смотри-ка! И ты здесь, — говорит она.
— Как видишь… Что это с Бен Саидом?
— Да так… пустяки…
— А все же?
— Похоже, ты натворил дел… а отдуваться приходится ему.
— Да? Почему же ему?
— Потому что Фрэнк приказал следить за тобой, а он не хочет шпионить.
— Славный парень! Что же такого я натворил?
— Ты вроде бы прячешь у себя кого-то… Из тех, кого уже давно было приказано ликвидировать.
— Вон оно что.
— Я ему сказала, что все это бредни.