Проект семья
Шрифт:
— Макс, возможно, он решил, что мы теперь вместе.
Шах и мат, бедный Макс.
Он навис над моим креслом, застыл на месте и превратился в каменную глыбу, не моргает, не дышит, просто смотрит мне в глаза. О том, что он ещё жив говорят его постепенно расширяющиеся зрачки. Его ноздри расширяются, и он делает глубокий шумный вдох через нос, а на выдохе рычит.
— Что ты имеешь в виду? Он тебя принуждал к чему-то? — Черт. Я как на допросе, только лампочки в глаза не хватает, хотя его сканирующий взгляд так близко — это ещё хуже. Макс всегда знал когда
— Интересно, как?
Твою мать. А это Тимур, он стоит в дверях, лениво уперевшись плечом о дверную коробку, и держит руки сложёнными на груди. Выглядит расслабленным, но в то же время готовым наброситься в любой момент.
Макс отлипает от моего кресла и поворачивается корпусом к нему. Сейчас он на максимальной отметке ярости.
Брат занимался борьбой половину жизни точно, никто не хотел выходить с ним на спарринг. Он может убить с одного удара. Но Тимур по комплекции ничем не уступает, думаю вполне сможет постоять за себя.
— Мальчики, можно я сама буду решать, когда мне будет нужна чья-то помощь. А то один уже помог, устроил на работу — забрал работу, а другой — молчал столько лет.
Встаю с кресла и двигаю на выход, прохожу мимо Тимура, но он остаётся стоять на месте, когда я добираюсь до лифта на этаже, из офиса Макса слышу грохот. Черт, придурки. Прошу девочку на ресепшн вызвать охрану и бегу обратно в кабинет.
Они уже разнесли журнальный столик, везде разбитое стекло, в котором они лежат, сцепившись на полу, и кровь. От вида крови меня начинает мутить, и я чувствую, как земля уходит из-под ног.
21
Прихожу в себя сидя в кресле, металлический запах крови все еще ощущается в помещении, мне снова становится плохо. Тимур с рассеченной бровью машет у меня перед носом нашатырем. Из виска у него тоже течёт кровь, рубашка порвана и под ней все в мелких кровавых порезах. Макс его не убил, это уже странно.
Зачем я вернулась сюда, ушла бы себе спокойненько домой и не видела всего этого ужаса. Запах крови вперемешку с нашатырем сильно раздражает.
— Уйди.
Он опускает голову, а сзади я слышу рык Макса:
— Она сказала «уйди».
Его плечи напряжены, руки сжаты в кулаки, а разбитые костяшки все ещё в свежей крови. Я вижу, что еще чуть-чуть и он набросится на Макса.
— Тим, пожалуйста.
Я хочу убедиться, что с Максом все в порядке. Только после этого я готова выслушать Тимура. Проходит не меньше двух минут молчаливой игры в гляделки с Тимуром, прежде чем он встает и уходит.
— Собирайся, я отвезу тебя в травмпункт, — требую действий от Макса, потому что, судя по его виду, он решил остаться в своем кресле.
Меня очень разозлило поведение брата и Тимура, они повели себя как маленькие дети, которые не поделили шоколадку. По дороге в травмпукт я даже не хочу смотреть в сторону Макса. Хоть он и накинул поверх рубашки худи, но его лицо
Нам везет, и в травмпукте мы оказываемся одни, Максу быстро делают все тесты. Оказалось, что у него вывихнуто плечо, разбита губа, куча осколочных порезов на спине и небольшое сотрясение. Все внутренние органы целы, ну, хоть за это спасибо.
— Из-за чего вы сцепились? — спрашиваю в машине по дороге к Максу домой.
Но братик молчит, он зол на меня тоже, что я согласилась на отношения с Тимуром. Если бы он рассказал, еще тогда, когда первый раз встретился с охраной Ковальского, может быть до такого и не дошло. Или бы они раньше убили друг друга. Проблема в том, что оба они упертые бараны, которые решили поделить шкуру неубитого медведя, то есть меня.
Макс уставился на дорогу через лобовое стекло, а потом и вовсе закрыл глаза, показывая, что отвечать он мне так и не собирается. Довожу до дома и паркую его машину в подземном паркинге. Когда я выключаю мотор и уже собираюсь на выход из салона, то замечаю, что Макс остается неподвижным. Он поворачивает ко мне голову и уже открывает рот что-то сказать, но потом закрывает его и толкает дверь. Что это было?
Мы поднимаемся на этаж, но я не хочу с ним сидеть нянькой, он даже на мой вопрос не ответил.
— Макс, я поеду домой. Если будет плохо — звони.
— Ты останешься со мной, — он хватает меня за рукав пальто и тащит в квартиру. Мало его Тимур побил, начинаю вырываться и упираться в дверь.
— Отпусти, придурок! Как же вы меня оба достали! — делаю выпад назад и со всего размаха ударяю ему в пах, он сам меня этому научил. Макс разжимает руки, скверно обзывает. Я ухожу к лифту и показываю ему средний палец.
Когда я была подростком, Макс начал учить меня самообороне. Мы тренировались по три раза в неделю всяким приемам захвата, он мне рассказывал куда будет надежнее ударить, так чтобы было больнее для нападающего. Странно, что когда Тимур ворвался ко мне в квартиру, у меня и в мыслях не появилось ни одного приема, а Максу я сразу врезала.
Зайдя в лифт, я прислонилась к одной из стен спиной и прикрыла глаза, ну и денёк, а ведь еще даже не вечер. Как было просто сидеть в офисе и работать с тетеньками из бухгалтерии и из отдела планирования. Они хоть и ругались, но друг другу морду ни разу не били. За что мне вообще все это? Завтра же пойду восстанавливать свой паспорт и искать новую работу.
При выходе из подъезда я достаю телефон, чтобы вызвать такси, но на улице возле джипа меня ждёт Тимур и поглядывает на часы. Увидев меня, он набирает кому-то и не прикладывая телефон к уху, глядя мне в глаза, говорит в динамик «отбой».
— Только не говори, что спецназ вызвал за мной, — мрачно сообщаю ему свое мнение и смотрю исподлобья.
Ничего так и не ответив, Тимур открывает заднюю дверь джипа и кивает в сторону сидений. Он не ездил никуда переодеваться, рубашка на нем испачкана в крови и порвана, лицо умыто, но раны не заклеены, а бровь вообще нужно зашивать.