Проект «Сколково. Хронотуризм». Книга 2
Шрифт:
«Явное нарушение адаптации в совокупности с депрессивным настроением плюс сезонное аффективное расстройство», — кажется, именно такой диагноз поставил этой женщине судовой врач. Да у него у самого крышу унесло, причем давно и далеко, тут только слепой не увидит, что Сара не истеричка и не психопатка, а измученная, уставшая и напуганная женщина. Капитан, несомненно, любит свою жену, но в нем так же сильно и чувство долга, ответственность за корабль и экипаж — это тяжкий груз. И от этого страдают оба — и пустившаяся в опасное путешествие по зимней Атлантике эта хрупкая женщина, и сам капитан злосчастной во всех смыслах бригантины.
— Мне нужно идти, помочь капитану и его помощнику. Я их должник, и поэтому считаю…
Павлу пришлось замолчать — Сара осторожно тонкими холодными пальцами обхватила его запястье.
— Подождите, — попросила молодая
«Москва». — Павел успел прикусить язык и быстро воспроизвел заученную легенду:
— Я живу в Австралии, в Сиднее, штат Новый Южный Уэльс…
— Вот про него и расскажите. Я люблю слушать рассказы о дальних странах, люблю путешествовать сама. Правда, это удается мне очень редко. Я дважды была в Европе — в Мадриде и в Марселе, это мое третье плавание вместе с Бенджамином.
«И последнее», — но произнести это вслух Павел не решился, вместо этого он неуверенно заговорил:
— Сидней — это крупнейший город Австралии, он расположен на юго-восточном побережье континента, — и замолчал.
Что говорить — о той поездке он почти ничего не помнил. Перелет, хоть и бизнес-классом, вытянул все силы, впечатления смешались, наложившись одно на другое, и на выходе получилась полная каша. Отдельным «кадром» запечатлелось похожее на парусник здание Сиднейской оперы и роскошные пляжи у Большого Барьерного рифа. И адская жара, помноженная на влажность, так что выйти из-под кондиционера Павел мог только под дулом пистолета. Пляжи и океанский серфинг частично компенсировали многие неудобства, но ту поездку Павел вспоминать не любил. Есть места, куда хочется возвращаться снова и снова, но Австралия к числу таких географических достопримечательностей не относилась. Но как рассказать о своих впечатлениях человеку, который и слово-то «самолет», например, ни разу не слышал? Не говоря уж о том, что видел или летал на нем. Или тот же кондиционер, или… Да много чего еще не существовало в этот момент, когда Павел мучительно выуживал из своей памяти с трудом зацепившиеся в ней сведения о Зеленом континенте.
— Сидней — очень большой и красивый город, там много высоких домов, есть театр, порт и собор — очень красивый, он построен из золотистого песчаника. И еще там есть большой аквариум, в нем я видел настоящих акул.
Павел умолк, припомнив свою недавнюю встречу с морским чудовищем, кружившим около крохотного плота. Когда это было и сколько сейчас времени? Павел осмотрелся по сторонам, но часов нигде не обнаружил. Плохо дело, надо каким-то образом выяснить, который час, хотя что это ему даст? Ну, узнает он точное время, и что с того? Все равно он вернется в лабораторию Сколкова ровно через сутки после того, как оказался на плоту в океане, и дальнейшие события запросто могут пройти без участия «туриста». Да, это будет обидно, даже глупо — вот так, почти вплотную подобраться к развязке и исчезнуть накануне долгожданного финала.
В кроватке завозился ребенок, прошептал что-то во сне, и Сара легко вскочила на ноги. Она подбежала к дочери, замерла над ней, поправила сшитое из разноцветных лоскутов одеяльце, нагнулась и поцеловала девочку в щеку.
Павел, стараясь не шуметь, вышел из каюты и аккуратно закрыл за собой дверь. И, как только мог быстро, по раскачивающейся под ногами палубе зашагал в темноте к своей каюте, поеживаясь на ходу от холода — униформа мужчины будущего для погодных условий зимней Атлантики явно не лучший выбор. Павел резво сбежал по ступням трапа вниз и остановился в темноте. Снова пусто и темно, вокруг ничего и никого — только поскрипывает деревянная обшивка стен и слышно, как бьют волны в борта корабля. Павел ощупью побрел к своей каюте, внимательно смотря себе под ноги. Заметил издалека и старательно обошел темное бесформенное пятно на досках, снова остановился и прислушался. Из каюты врача не доносится ни звука, и непонятно, там фон Штейнен или сбежал и затаился в одном из судовых помещений. Лучше бы, конечно, последний вариант — перспектива остаться наедине с обезумевшим доктором Павла не привлекала. Пусть даже между ними коридор и две переборки, но это не преграда для почти потерявшего человеческий облик человека. Павел открыл дверь, вошел в свою каюту, ощупью добрался до дивана и плюхнулся на него. Свеча в подсвечнике где-то здесь, надо только найти ее и зажечь, если в кармане найдется заботливо положенная туда сотрудниками Сколкова зажигалка. Или лучше не надо, зачем привлекать к себе лишнее внимание? Неизвестно, на что способен этот врач в состоянии измененного сознания. «А не он ли ту бочку открыл? И квасит потихоньку, в одно лицо», — мелькнула очередная мысль-догадка. Тогда фон Штейнен наверняка и сейчас там, в носовом трюме, заливает свое горе отличным спиртом. Впрочем, почему именно горе? Может, наоборот, празднует победу, ведь уложить за один день сразу пятерых человек — это вам не курицу прирезать. Или не пять? Как считать того, первого, умершего от странной болезни, от которой, по словам того же врача, нет лекарств?
Размышления прервал звук шагов по коридору и решительный стук в дверь каюты. Павел замер и на всякий случай не стал отвечать. Но тут же вспомнил, что ключ в замке на двери он не повернул и ее стоит лишь хорошенько толкнуть. И потянулся к «Беретте», лежащей в кобуре на левой голени.
— Патрик, вы здесь? — рявкнул Ричардсон из темноты коридора. — Только не говорите, что вас нет. Я этого не переживу.
— Я здесь, войдите, — выдохнул Павел и убрал руку. Первый помощник капитана — не тот человек, которого можно опасаться. Во всяком случае, пока.
— Какого черта вы сидите тут как мышь в норе, зажгите свечу, — буркнул, входя, Ричардсон. — Это становится невыносимым. Если так пойдет и дальше, то нас будут сопровождать все акулы Атлантики. Хорошенький эскорт мы приведем за собой в Гибралтар.
Ричардсон остановился на пороге, и Павел видел только силуэт первого помощника Бриггса. Тот помолчал немного и проговорил, уже тише:
— Я вот что хотел сказать — капитан приглашает вас на ужин, приходите к нам в кают-компанию. Надо как-то отвлечься от этого кошмара. Еды у нас полно — несколько бочонков с солониной, копченые окорока, овощи, сыр. В общем, почти все, что душа пожелает. Всей этой снеди нам хватило бы на полгода, если не больше. Думаю, что Бенджамин достанет из своих запасов бутылочку виски или портвейна, а Сара сыграет что-нибудь душещипательное на своей фисгармонии… Приходите, Патрик, ей-богу, попробуете стряпню Эдварда, этот мальчишка неплохо готовит, — еще раз повторил приглашение Ричардсон и умолк.
— Обязательно приду, — заверил его Павел, и тут же спросил: — А врач, фон Штейнен, что с ним? И где он? — А черт его знает, — в голосе помощника капитана появились нотки раздражения и брезгливости одновременно, — понятия не имею. Здесь где-нибудь, если не утопился до сих пор. Так для него будет даже лучше — не придется объясняться с властями. Когда мы придем в Гибралтар, я лично позабочусь о том, чтобы этот проходимец оказался в руках полиции, — задиристо заявил Ричардсон.
— Проходимец? — Павел сделал вид, что удивлен и впервые слышит о темном прошлом врача. А сам насторожил уши, готовясь получить подтверждение или опровержение своей догадки.
— Еще какой, самый настоящий аферист и мошенник, но очень хорошо умеет маскироваться и входить к людям в доверие. Я не знаю, какая муха укусила Бриггса, когда он разрешил фон Штейнену подняться на борт «Марии Селесты». И запретил мне вносить запись о нем в судовой журнал, и даже приказал поставить врача на довольствие! Впрочем, потом Бенджамин рассказал мне, что встретил это несчастного в порту, перед плаванием. Он привез сюда Сару, чтобы показать ей каюту. Сара притащила с собой дочь, и на обратном пути они все вместе наткнулись на этого докторишку. У Сары, как всегда, была очередная истерика, Софи кашляла — она к тому времени уже успела простудиться, и фон Штейнен встретился им как нельзя кстати. Он предложил им помощь, если это можно так назвать, — дал девочке выпить несколько капель какой-то настойки. А Саре он прописал другое лекарство — вы не поверите, это была связка сухих листьев, их нужно было жевать, как матросы жуют табак. Бриггс почему-то не возражал, глядя, как портовый шарлатан пичкает его жену и дочь непонятно чем. Но, как ни странно, все это сработало: кашель у ребенка прошел на следующий же день, а Сара стала намного спокойнее и веселее. Взамен этот фон Штейнен попросил капитана помочь ему — отвезти в Европу, на что Бриггс незамедлительно согласился. И вот теперь мы пожинаем плоды его доброты. — Ричардсон закончил свою речь коротким, емким ругательством.