Проект «Вальхалла»
Шрифт:
Норберт слушал диктора с побелевшим лицом. На «Генерале Шермане», совершавшем рейс Гибралтар — Буэнос-Айрес, находилась его жена Маргарет.
В то утро, когда родственники трехсот пассажиров «Генерала Шермана», руководство пароходной компании и спасательные службы строили предположения о судьбе судна, к тому же квадрату Атлантического океана, где шли поиски корабля, были прикованы мысли еще нескольких человек. Они уединились в одной из комнат вместительного здания, которое входило в пышный архитектурный ансамбль Лэнгли. Здесь разместилось Центральное разведывательное
Среди собравшихся только трое были сотрудниками управления, их легко можно было опознать именно потому, что они меньше всего отвечали традиционным представлениям о работниках ЦРУ и походили на университетских профессоров. А вот их собеседники, которых скорее можно было заподозрить в принадлежности к спецслужбам, — они как раз и были профессорами. Точнее учеными-ядерщиками из Лос-Аламоса и Массачусетского технологического института.
Вопрос, поставленный перед учеными, требовал пусть пока и предварительного, с известной долей неточности, но немедленного ответа.
Вечером предыдущего дня оптические датчики американского разведывательного спутника «Орион», называемые бангометрами, зафиксировали вспышку — это было похоже на ядерный взрыв. Ни одна из стран, принадлежащих к атомному клубу, испытаний в этом районе ранее не проводила. Снимки, переданные со спутника, заставляли предположить, что ядерным оружием овладела еще одна страна. «В таком случае, — сказал директору ЦРУ президент США, когда ему доложили о снимках с «Ориона», — я требую ответа только на один вопрос: кто?» Но прежде всего специалистам следовало установить, что же в действительности зафиксировали датчики спутника.
Разведывательные спутники давно стали рутиной в управлении. Ежегодно с базы ВВС в Калифорнии запускались две-три 11-тонные махины, начиненные дорогостоящей аппаратурой. Обладая скоростью 18 тысяч миль в час, спутники огибали земной шар за полтора часа, во время каждого витка фотографируя интересующие управление объекты. Срочные фотографии передавались на землю немедленно, подобно тому, как осуществляется трансляция телепередач; остальные кадры в особом контейнере сбрасывались на землю. При вхождении в атмосферу раскрывался парашют, замедлявший падение. Контейнер перехватывали прямо в воздухе (это было поручено особой авиачасти, расквартированной на Гавайях) либо вылавливали из воды.
Самое интересное состояло в том, что спутник «Орион», зарегистрировавший вспышку огромной силы, в ту ночь находился не там, где ему полагалось быть. Его вывели на орбиту более десяти лет назад, со временем навигационная аппаратура испортилась, и он двигался по непредсказуемой траектории. В принципе квадрат, который в ту ночь по собственной инициативе изучал «Орион», не интересовал ЦРУ и обычно не фотографировался. Таким образом, вспышку обнаружили совершенно случайно.
Все это сжато сообщил ученым пригласивший их сюда Уолтер Смит, над которым немного подтрунивали в управлении — он был тезкой одного из первых директоров ЦРУ — Уолтера Беделла Смита, по прозвищу Жук — и даже немного походил на него внешне.
— Нам не удалось обнаружить никакого выпадения радиоактивных осадков в результате взрыва, — добавил Гаррисон, другой сотрудник ЦРУ, из управления научно-технической разведки.
— Ну, это могла быть нейтронная бомба. Тогда объяснимо их отсутствие, а также малая мощность взрыва — всего две килотонны, — заметил один из физиков.
— А если это просто вспышка лазерного луча?
— Исключается, — отрезал Смит, — мы просмотрели множество снимков, регистрирующих лазерные вспышки: ничего похожего.
— Специалисты из нашего технического управления сообщили, что одна из лабораторий зафиксировала мелкую пульсацию в ионосфере через несколько часов после предполагаемого взрыва. Они просили сообщить это вам. — Гаррисон наморщил лоб. — Честно говоря, мы засомневались: при чем тут пульсация? Но там убеждены, что это было бы весьма странным совпадением.
Его слова прервал треск и грохот. Все обернулись. Молчаливый бородатый физик, который все время раскачивался в крутящемся кресле, все-таки умудрился рухнуть вместе с ним на пол. Смит помог ему подняться. Тот сдержанно поблагодарил и как ни в чем не бывало заметил:
— Не вижу ничего удивительного в совпадении. Я уж не говорю о том, сколько причин могли вызвать ионизацию. Но ведь лаборатория-то находится в нескольких тысячах километров от места, где, как вы считаете, произошел взрыв. А почему, собственно, мы тут все говорим о взрыве? Ваш спутник мог что угодно принять за взрыв: молнию, метеорит, который начал гореть в атмосфере. В конце концов, отражение солнечного луча с другого спутника.
— Я не хочу навязывать никому своего мнения, но в качестве гипотезы ядерный взрыв вполне допустим, — немолодой уже профессор из Лос-Аламоса говорил чуть картавя. Когда-то он еще совсем молодым участвовал в подготовке проекта «Манхэттэн» — создании первого атомного взрывного устройства. — Вот что дает мне основания так считать: как нам сообщили, два датчика на спутнике, а не один, зарегистрировали двойную вспышку, что характерно для ядерного взрыва...
— На «Орионе» установлены два бангометра, — подтвердил Уолтер Смит, — высокой и низкой чувствительности — для подстраховки.
Физик кивком поблагодарил Смита за разъяснение.
— Двойную вспышку мы считаем бесспорным признаком атомного взрыва. Сначала возникает шаровидное образование, затем оно на секунду исчезает под воздействием ударной волны. Когда ударная волна рассеивается, шар появляется вновь, и его свечение становится почти в сто раз интенсивнее. Так и произошло в нашем случае. А пульсация, — закончил он, — также вполне объяснима: ударная волна прошла через тот участок ионосферы, который наблюдался в радиотелескоп. Вот и все.
Но это было далеко не все. Обсуждение продолжалось еще несколько часов. К нему подключились специалисты из комиссии по атомной энергии. ЦРУ не очень хотело допускать их, но председатель комиссии ультимативно потребовал этого на заседании Разведывательного совета США. «В конце концов, — не без ехидства заметил он, — наши сотрудники все-таки не менее других разбираются в атомных делах». У Смита скоро разболелась голова от бесконечных споров, ученые же углубились в такие научные дебри, что ни он, ни Гаррисон ничего не понимали. Им оставалось лишь терпеливо ждать, пока «высоколобые» (как их именовали в управлении) придут к единому мнению.