Проект "Вервольф"
Шрифт:
А вот и знакомый выступ скалы в виде носа знаменитого «Арго». Впечатление усиливалось наползающими с боков горными складками, похожими на окаменевшие волны, да и снег в ложбинках напоминал клочья морской пены.
Я завернул за естественную ширму, развернулся на маленьком пятачке и заглушил двигатель. Выступ прекрасно закрывал от посторонних глаз как «опель», так и узкую тропинку, змеёй убегавшую в расселину среди скал. Я стал карабкаться по ней с ловкостью муфлона и осилил большую часть опасного пути.
Протяжный клич беркута доносился
— Стой! — услышал я резкий окрик и от неожиданности чуть не сорвался вниз: нога соскользнула с торчавшего из горы пласта, потревоженные камни с грохотом покатились по ложбинке. Усиленный эхом звук напоминал шум ливня, щедро сдобренного раскатами грома.
Сколько раз здесь ходил, никто никогда меня не окликал. Неужели морячок дозор выставил? Я скосил глаза влево, откуда донёсся голос, увидел какое-то движение и повернул голову. Из-за похожего на древний щит камня выглядывал Алексей и широко улыбался.
— Испугались, товарищ полковник?
— С чего ты взял? — спросил я, взобрался на ровную площадку с метр в поперечнике и пожал протянутую руку.
— Так я же видел, как вы вздрогнули, и нога у вас сорвалась. Так только с перепугу бывает, — сказал моряк, идя на полшага впереди меня.
Мы прошли ещё несколько метров, протиснулись в узкую щель между скалистыми складками и оказались в пещере, где я впервые познакомился с Марикой и партизанами. Не знаю: искусственно был проделан этот проход или природа так постаралась, но благодаря ему временный лагерь оставался тайной для непосвящённых.
Внутри каменного мешка было прохладно и довольно темно: костёр слабо теплился, и я несколько секунд стоял на месте, давая привыкнуть глазам. Постепенно окружающее пространство приобрело глубину и резкость, я различил тёмные фигуры вдоль стен и направился к ним.
— Ну что, хлопцы, готовы? — спросил я, поздоровавшись со всеми за руку, последней я пожал узкую ладошку Марики, задержав её в руке дольше обычного.
— А как же? — прогудел Янек, поглаживая курчавую бороду. — Мы завсегда готовы, особенно, если дело касается фрицев.
Я повернулся к моряку:
— Ты дозор выставил? — Тот кивнул, а я задал новый вопрос: — С оружием всё в порядке? Обращаться с ним все умеют? — И снова молчаливый кивок. — Ну, тогда присядем на дорожку, если я правильно рассчитал, скоро всё начнётся.
Мы сели вокруг костра, куда уже подкинули дров. Огонь с весёлым треском набросился на свежую пищу, сразу повеяло теплом, в пещере стало светлей, а на стенах заплясали тени. Я будто невзначай оказался рядом с Марикой. Фиалковый запах её волос щекотал ноздри, будоражил воображение, и я едва удержался от желания обнять её за талию.
Всегда поражался тому, как женщинам удаётся в любой ситуации выглядеть сногсшибательно. Даже на необитаемом острове они найдут тысячу способов, как сохранить естественную красоту, в отличие от нас — мужиков. Мы-то ведь сразу отпустим бороды, отрастим львиные гривы и мало чем будем отличаться от обезьян. А они будут волосы золой мыть, сделают настои из лепестков, чтобы пользоваться ими вместо парфюма, смолой заменят крем для депиляции, но сохранят за собой звание прекрасных соблазнительниц.
Говорят, на войне обостряются все чувства, а желание любить и быть любимым проявляется с утроенной силой. Я знал об этом из книг и фильмов, но не верил. Ну, не укладывалось у меня в голове: как можно думать о бабочках — цветочках, когда вокруг свистят пули, с воем падают бомбы, а смерть каждый день собирает богатый урожай. Видимо, поэтому судьба дала мне шанс испытать всё на своей шкуре.
На моё счастье Марика оказалась ко мне неравнодушной. Может, помогло её чудесное спасение из снежного плена, может, сказалось моё высокое звание и ореол советского разведчика, сиявший надо мной с момента вынужденного «разоблачения».
Какой смысл гадать? Главное, мы чувствовали друг к другу симпатию, которая в скором времени грозила перерасти в нечто большее. Я, как умелый садовник, холил и лелеял в душе девушки зарождающуюся любовь, чтобы со временем сполна насладиться её щедрыми плодами.
Исходя из этих соображений, я не решился обнять Марику. Зачем? Мы ещё не настолько близки, чтобы распускать руки, да и лучше обниматься наедине, а не в компании братьев по оружию.
Через пару минут я хлопнул себя по коленям и громко сказал, встав во весь рост:
— Так, ребята, посидели и будет, пора браться за дело. Ещё раз всем проверить оружие и амуницию.
Пещера сразу наполнилась гулом голосов, бряцаньем автоматов и скрипом ремней. За время моего отсутствия партизаны неплохо приготовились: запасные магазины были до отказа набиты патронами, а сами железные пеналы, полные фасованной смерти, лежали в узких кармашках брезентовых подсумков.
Вскоре небольшой отряд уже был готов идти за мной хоть к чёрту на кулички, осталось дождаться сигнала дозорного — и вперёд!
Потянулись томительные минуты ожидания. Я обошёл всех бойцов моей команды, лично проверил у каждого оружие и экипировку, лишь бы не оставаться наедине с Марикой. Я не хотел сейчас давать волю чувствам, скоро идти в бой, а там нужна ясная голова и твёрдая рука. Не до любовной лирики. Потом, когда мы победим, а я нисколько в этом не сомневался, можно будет позволить себе поцелуи и всё, что положено в таких случаях.
Вооружённые до зубов партизаны чем-то напоминали героев голливудских боевиков: те тоже обвешивались опасными железками по самое не хочу. Каждый нацепил на себя по шесть полных подсумков: два на поясном ремне спереди, два сзади и ещё два на груди. Я так и не понял, как они умудрились их там закрепить. Две пары «колотушек» за поясом и три автомата: один на шее, два других за спиной, довершали грозный облик борцов за свободу.